Тень жары

И несколькими днями позже – все в том же сером доме: "Лишь тогда мы одержим прочную победу над старой темнотой, разорением и нуждой, лишь тогда нам будут не страшны никакие трудности на нашем дальнейшем пути..." – ты, гербарийный лежебока, здесь два слова самовольно согнул курсивом – это ничего, не книжку в синем переплете листаешь, а потихоньку – топ-топ, топ-топ – почитываешь улицу; в конце концов все ее 593 шага – в этой стилистике безначалъности-бесконечности, в пространстве этого пути... Тут выправит осанку орфография (асфальт, асфальт!), а что там за квадратными скобками, за вот такими: [БУТЫРКА] – так разве же прочтешь? Еще когда эти тополя вдоль тротуаров напьются влаги от оттепелей – и первой, и второй... Зато уже знатный наш стилист Каро Семенович Алабян в сорок девятом году (опять-таки – подскок сноски...) пропишет в нашем тексте нечто гиперболически-монументальное в духе социалистического классицизма; в этой гиперболе разместится высшая партшкола (улица, конечно, будет переписана набело, новые лягут асфальты), и путь теперь предельно ясен: Второй Учитель новой российской грамматики так часто говорит про путь – недаром он у нас столп языкознания. Потом и Третий Учитель будет проколачивать путь – ботинками по трибуне. И Четвертый, мучительно прожевывая неподатливые звуки, – тоже про путь. И Пятый – на смертном одре, и пошатывающийся ввиду немощи Шестой – все про то же, про путь. И Седьмой, конечно, тоже... Абзац, абзац же, ну, граждане-товарищи! Да ну, какой абзац! Нет, еще не время, пока наш Нынешний Учитель российской словесности держит речь, и этот голос так привычно, как в постель к жене, ложится в нашу строку – он все в той же стилистике безначальности-бесконечности... "Пришлось пройти через великие испытания... Они выбрали не только личность, не только Президента, но, прежде всего, тот путь

, по которому предстоит идти нашей Родине. Это путь демократии, путь

реформ, путь возрождения достоинства человека... Пройдя через столько испытаний, ясно представляя свои цели, мы можем быть твердо уверены: Россия возродится!" Абз-а-а-а-а-а-а-ц! Абзац же, граждане-товарищи-господа! Ан нет, все те же 593 шага в тексте – и все бегом, бегом, сломя голову, и, что характерно, вытоптав в строке всю пунктуацию... Крупа отточий, запятых, всех этих вопросительно-восклицательных значков высеена в текст по весне, да что-то не взошли озимые, на то, видно, климатические условия, на то, видно, "время вне пунктуации...". Господи, да установится хоть когда-нибудь в тексте улицы хоть какая-то грамматическая норма?.. Должно быть, вряд ли, покуда улица сделана из кривой ухмылки Его превосходительства Вячеслава Константиновича Плеве – Его превосходительство так мило ухмыльнулся, высунув нос из Короленковского текста (Сборник "Помощь голодным. Собрание автографов и факсимиле", М. 1907 г.). Министру на каком-то чиновном совещании по улучшению грунтовых дорог в России предложили запросить мнение земских деятелей по сему вопросу, на что Его превосходительство произнес нечто совершенно эпохальное: я охотно сделал бы это. Но я знаю, что земцы в свою очередь, обратятся к третьему элементу (сами пишут плохо), и в конце концов мы получим ответ: "Для улучшения грунтовых дорог необходимо упразднение самодержавия...".

Вот тут уж сам Вячеслав Константинович сгорит дотла в образе, как набоковский Ремизов в образе шахматной туры, совершившей неудачную рокировку, – одна останется в итоге российская дорога, вечная, грунтовая, текст без абзацев, обезображенный косоглазием согласительного наклонения, – улица имени Ожидания Праздника. Ожидаем... А ну, как у нас, в "Подозрительном околотке", в доме Лыжина, в Оружейном переулке напротив Духовной семинарии, где прошлой зимой 1890 года тротуары в сугробах – как хрупкие елочные игрушки в мягкой вате, родился мальчик в семье преподавателя Художественного училища? А ну как – в самом деле? И вовсе не обязательно ему потом на Мясницкой вырастать в поэта – да будь он хоть дворником... А просто им, таким мальчикам, дано: испытать жалость к женщине – "пугающую до замирания"; и жалость к родителям – "еще более нестерпимую"; и решиться – "совершить что-то неслыханно светлое". А потом, поглядев, как гарцуют на открытом плацу у Знаменских казарм конные жандармы, пройти по нашей улице, поймать в руку кусочек прямой линии нашего вечного пути, стиснуть этот кусочек в кулаке, переломить и зашвырнуть в текст два острых угла, оскалившихся в латинской букве "Z", – и это будет как раз корректорский значок абзаца. И еще он увидит: катятся по уличному асфальту гербарийные листья, а день клонится к закату, и пора в самом деле этот текст рассечь абзацем; и кто-то, повстречавшийся ему не на грунтовых, а на воздушных путях, шепнет на ухо: бывают дни такие, что длятся дольше века. И далее – по тексту, но уже с абзаца, вот так:

"......................................................................................"

13