Тени Атлантиды»

Маг знал: если в этот раз там, за много лиг в храме Сатха, он не сможет найти нужного человека и подчинить себе чужое тело, то еще на одну попытку сил у него уже не хватит. Отправляясь в поход, Сатхамус и Логово хотели знать наверняка, пал Тшепи или нет.

Амензес выровнял дыхание, направил на кристалл пристальный взгляд. Примерно через двадцать ударов сердца глаза его затуманились и вдруг стали неживыми, точно сделанные из стеклянных шариков глаза куклы. Кристалл же, наоборот, ожил и из мертвого, светящегося голубоватым светом камня превратился в огромный живой глаз.

Амензес мысленно открыл веки и тут же увидел рассеянный свет, комнату и человека в одежде жреца, накинутой поверх доспехов, который сидел на циновке спиной к кристаллу…

Его звали Чинор.

Он был десятником валузийской пехоты и уже шестой раз воевал под знаменами Кулла.

Сейчас Чинора все раздражало: одиночество и безделье томили его и, чтобы хоть чем-то занять себя, он встал и принялся расхаживать по маленькой комнатке из угла в угол, стараясь не мелькать у окна.

На полу лежали циновки. Стены комнатки покрывали темные письмена, знаки которых были незнакомы Чинору и походили на сцепившихся друг с другом многоножек и каракатиц. А на резной подставке из сандалового дерева лежал крупный, размером с кулак взрослого мужчины, кристалл. Из-за этого кристалла Чинор и торчал тут.

Утром Кулл сказал ему:

— Слушай меня внимательно, парень. Видишь этот камень? Он очень дорогой, и в нем заключена сильная магия. Ты будешь охранять его.

Усирзес, уходя, наказал никого не пускать в комнату и, главное, не смотреть на камень:

— Это опасно. Тебя сменят, когда мы возьмем цитадель, я сам или Рамдан. Словом, кто-то из нас двоих придет сюда. Ты узнаешь нас по голосу?

— Да, господин, я тебя понял, — ответил тогда Чинор.

— Запомни, десятник, ты отопрешь дверь, только если узнаешь наши голоса, — повторил жрец, — Это приказ короля.

Чинор кивнул и покосился на кристалл:

— Можно спросить?

— Спрашивай.

— Я вот что подумал, — сбиваясь, заговорил Чинор. — Эта штука магическая, она может вселяться в другие тела, но она не может превратится в паука или в птицу, а тем более превратить в них меня. Чего мне бояться? А если может, что я с ней буду делать? Я ведь ничего такого не умею…

— Если ты не будешь смотреть на него, — пообещал Усирзес, — ничего дурного не случится. И дверь никому не открывай.

— Хорошо, не беспокойся, — ответил десятник.

— Эта вещь может такое сделать с тобой… — продолжил жрец. — Даже на миг на ней не задерживай взгляд. И вот еще что. Будь осторожен и не подходи к окнам, не высовывайся — воины из цитадели увидеть могут.

— Понял. К окну не подходить и не высовываться, — кивнул Чинор и снисходительно улыбнулся: он прошел не одну войну, и его ни к чему было учить осторожности.

Усирзес ушел. Чинор запер за ними дверь и остался один на один с кристаллом.

Он неподвижно сидел у двери спиной к камню, пока в комнату не начали долетать звуки надвигавшейся битвы. Ему, опытному вояке, больше всего на свете сейчас хотелось бы оказаться в гуще боя, встать плечом к плечу с друзьями и бить врага. А он вынужден охранять эту безделицу, когда там, за толстыми каменными стенами, льется кровь!

С досады Чинор плюнул и начал ходить по комнате из угла в угол, поневоле бросая на камень осторожные взгляды. Время шло, но ничего не происходило, и десятник невольно подумал о том, что, может быть, Усирзес ошибся и камень, из-за которого он здесь торчит, — это просто стекляшка и никакой магии в нем нет.

Конечно, для магов он, может быть, и опасен. А у него, простого воина, никакой особой силы нет, и эта вещица для него — какой-то пустяк. Тогда что он вообще тут делает?

Чинор разозлился и, повернувшись к камню лицом, уставился на него так пристально, что на глазах выступили слезы.

Однако проклятый кристалл ничуть не изменился, а десятнику стало так скучно, что он готов был согласиться даже на то, чтобы из магического камня выползло чудовище. Тогда хоть подраться было бы с кем.

Чинор разочарованно вздохнул и снова отвернулся от камня. Сидя на полу, он смотрел в окно, видел только кусочек ярко-синего неба над Тшепи и вдруг подумал, что в других странах, где ему довелось побывать, небо голубое и похоже, особенно по утрам, на высокий купол, и только в этой поганой земле оно какое-то неправильное, ослепительно синее и плоское, как крышка сундука.

«А все оттого, что люди, которые здесь живут, поклоняются змею», — решил он.

Настроение у десятника совсем испортилось.

Между тем шум за окном становился все громче. Бой шел уже на улицах города, запахло гарью, а по небу протянулись полосы дыма, точно рукава огромных рубах.

Чтобы хоть немного развеяться, Чинор стал насвистывать боевой марш валузийской пехоты. Неожиданно ему показалось, что у него чешется лопатка, он почесал ее рукоятью кинжала, но зуд все не проходил. Чинор потянулся за кинжалом снова и тут понял, что ему ужасно хочется оглянуться, точно кто-то невидимый шептал ему в ухо: «Оглянись, оглянись, оглянись…»

Не видя смысла отказывать себе в таком простом желании, он обернулся.