Она не искала этой схватки и не думала, как будет сражаться. Перед глазами стоял Макт и искаженное болью лицо отца. Она отшатнулась от первого гелла, увернулась от удара его топора, пропустила его мимо себя и, ощутив запах застарелого пота и гнили, раскроила клинком разбойнику живот. Тут же отбила удар второго, ткнула его в гортань и, вскакивая на обрушившееся перед ней в воду тело, сумела сразить третьего. Их было слишком много. Она не смогла бы держаться долго, потому как и левое плечо саднило в месте ожога, и брошенный одним из геллов нож, раскровянил ей правую руку, и силы убывали как вода в пригоршнях при беге, но на берегу вдруг послышался рев, и кто-то огромный, черный, с тяжелым топором принялся крушить и рубить геллов с тыла, заставив их дрогнуть и побежать. Впрочем, убежали немногие.
Когда бой закончился, Гледа обернулась. Уже все ее спутники пришли в себя. Скур сидел на могиле, баюкая сломанную руку. Торн стоял на коленях возле тела Макта. А все прочие смотрели с ужасом через плечо Гледы. Она вновь обернулась к мосту, скользнула взглядом сначала по груде тел у собственных ног, потом по еще большей груде тел у ног черного великана, подняла глаза и замерла. Это был глава людоедов. Тот самый Мабок, что отказался отдавать Макта.
— Эльскер[227]
! — крикнул Мабок странно изменившимся голосом, как будто всю жизнь разговаривал на берканском языке. — Брет! Там портрет и имя. Эльскер. Посмотри.— Что это? — спросил Хельм. — Что он сказал, чтоб мне сдохнуть?
— Да, — прошептал Брет, щелкнув медальоном. — Все правильно.
— Что такое, Эльскер? — спросил Хода.
— Это имя моей матери, — едва не задохнулся Брет.
Глава двадцать третья. Моркет[228]
«Если падшие утешатся, горние — умалятся».
Амма не могла ни стоять, ни сидеть, ни говорить. Она могла только лежать на холке лошади, к которой ее притянули одеялом, и шептать. Произносила одно или два слова на выдохе, и несколько секунд приходила в себя. Но еще до того, как Рит с помощью Шаннет омыла и переодела ее, она сумела произнести одно слово — «меч».
— Что «меч»? — не поняла Шаннет. — Никуда он не денется. Никто и задаром его не коснется.
— Нет, — выдохнула Амма и, набравшись сил, добавила. — Он не сможет его забрать только в том случае, если я буду держать меч за рукоять.
— Он? — удивилась Рит. — Кто «он»? Хозяин меча? Откуда он здесь возьмется? Мы уже порядком отдалились от Фризы.
— Я — хозяйка меча, — обессилено прошелестела Амма. — Но он помнит его силу и помнит нанесенную ему обиду. Он может прийти за ним. Атраах может прийти за ним.
— Ну и что? — не поняла Шаннет. — Если он придет, что ему помешает забрать у тебя меч? Не знаю, может, Ло Фенг сможет с ним сразиться еще раз, но ты-то что ему сделаешь? Да он заберет его у тебя вместе с рукой!
— Я не его тень, — засмеялась, забулькала хрипом в горле Амма. — Я тень Адны… Убивать меня — уязвлять Адну. Он не сделает этого. Хотя и заносчив и не слишком умен. Пока не сделает… Зачем ему я? У него есть свои тени… Одна тень еще есть…
— А кто тогда мы все, если ты чья-то тень? — прошептала в ответ Рит, но ответа не дождалась. Амма посмотрела на нее так, словно Рит снова висела распятой на стене Водана, только некому было вступиться за нее.
Ло Фенг подошел к Амме уже в конце дневного перехода, когда Рит показалось, что отряд должен был запутать самого опытного следопыта, и в глубине можжевеловых зарослей удалось сделать стоянку и даже разжечь небольшой костерок. Подошел, дождался, когда она откроет глаза и чуть ослабит побелевшие пальцы на рукояти меча, и спросил:
— Значит, ты тень Адны?
— Была ею, — процедила сквозь стиснутые зубы Амма.
— Давно? — поинтересовался Ло Фенг.
— До всего, — прошептала Амма. — До дня Кары Богов, до Острова Теней, до Обители смиренных.
— Хороши девы Обители смиренных? — присел рядом с прорицательницей Ло Фенг.
— Ты ведь не о красоте спрашиваешь? — тяжело вздохнула Амма. — Они другие. Отличаются от эйконцев. Я стала другой, и их сделала другими. Этого достаточно? Впрочем, я давно там не была. Может, они стали лучше. А может, и вовсе позабыли все мои наставления. Ты ведь не об этом хотел спросить?
— Сколько у Адны было теней? — спросил Ло Фенг.
— Четыре, — сглотнула Амма. — Осталась я одна. У каждого высшего умбра было четыре тени. У каждого. Вестника, наездника, называй как хочешь. И все четверо теней у каждого — тоже умбра. И тоже вестники, наездники и прочее. Но слабее. Мы все беглецы, поэтому курро. А они — наши правители. Хотя и сами тоже тени. Только тени богов. Все расставлено в соответствии с силой. Ты ведь уже это понял?
— Если воин слабее, чем нужно, он копит силу, полнит умения, ищет особое оружие, — заметил Ло Фенг. — Если его не устраивает высота ступени, на которой он стоит, то воин поднимается.
— И я коплю силу… — скривила губы Амма. — Копила, пока ее не забрали. Только как бы ни копила силу та же мышь, ей крысой не стать. Это ты хоть понимаешь?