Тени Эзеля опубл в журн Подвиг (СИ)

Выдали еще две книжечки в красных обложках, чтобы агитировать за Советскую власть в деревне. Василий решил их сохранить - бумага была дорога. Первую страничку книжечки Василий скурил еще в поезде, прикрывая тлеющий на ветру огонек ладонью.

Мужики, сошедшие вместе со Степаном, разбрелись, наверное, знали дорогу. Степан огляделся: прямо за перроном, где-то далеко, виднелось какое-то поселение, а на той стороне, где состав должен был остановиться, за уносящимися влево и вправо путями, рос уже наполовину облетевший палисадник, черный и густой, и за ним ничего не было видно.

Василий решил идти вдоль путей, найти место, где их удобнее перейти, миновал перрон и пошел по насыпи.

За перроном открылись ветки отводных путей, здесь стояли, замерев, неисправные паровозы, вагоны, несколько наполовину сожженых, еще дальше, у длинного каменного пакгауза была видна платформа с углем.

Там кто-то копошился, наверное, сгружали уголь.

-Станция-то узловая, - сразу понял Карнаухов, - пойду к мужикам, у них и расспрошу, где поселок.

Перейдя через две ветки, он направился к далекому пакгаузу. Туман стлался низко, было зябко и сыро. Шинель не спасала. Сунув руки в глубокие карманы, надвинув козырек шлема пониже на лоб, Степан поспешил.

Навстречу из тумана вышел человек. Был он в черной спецовке, фуражке с поблескивающими молоточками на околыше и с большим гаечным ключом в руке.

Степан достал из кармана шинели бумажку, на которой приятель нацарапал адрес перед демобилизацией, показал железнодорожнику. Тот, посмотрев на бумажку, объяснил, что Степану нужно у деревни, - вон там, - указал свободной рукой железнодорожник, - перейти по мосту пути, а потом спросил, куда направляется красноармеец.

-К Рубцову, Ваське? Петра Савельича сынку? Да это же наш, деповский, они с отцом, в мастерских работают, а ты, паря, Васькин дружок выходит?

-Дружок, - Карнаухов спрятал адрес в карман.

- На побывку или вчистую?

-Вчистую.

-Да, нынче вашего брата, который из армии, много в город едет, не хочет народ в деревню, норовит поближе к городу. Оно и понятно, тут прокормиться легче. Опять же, работу найти можно.

-Вот и я насчет работы, - Степан достал кисет, заготовленную бумажку, свернул цигарку и протянул железнодорожнику.

-Благодарствуем, ну что ж, насчет работы это вы с Васькой, что ли, обмозговали?

-С ним, - Степан осторожно насыпал из кисета на вторую бумажку ровной дорожкой махорку, завернул, послюнявил. Затем вытащил один коробок спичек. Чиркнул толстой спичкой о серую стенку коробка, прикрыл слабое пламя широкой ладонью, протянул железнодорожнику. Тот закурил, взяв цигарку щепотью, посмотрел куда-то вперед.

- Работу найти можно, транспорт, видишь, стоит, - показал на боковой сортировочный путь, где застыл похожий на допотопное чудовище паровоз.

Степан кивнул.

- А что ты, паря, делать можешь, до войны какую профессию имел?

-Кузнецом в деревне работал.

-Кузнецом? Это хорошо. Кузнецы нам как раз требуются. Ты вот что, паря, скажешь Ваське и отцу его, Петру Савельичу, чтобы свел тебя к Афанасию Кузьмичу, ко мне то есть, в кузнечный, там покумекаем, работу тебе найдем.

С моста открылась яркая картина - в одну и в другую сторону убегали, стальные нити: змеились, сбегались, расходились. Видно было депо под двускатной крышей, маленький, казавшийся игрушечным деревянный навес станции, длинные пакгаузы. Справа показались выплывавшие из тумана и казавшиеся небесным чудом купола какого-то монастыря, слева, за путями, где-то далеко - угадывалось деревянное строение церкви с одним куполом - туда и нужно было идти Степану.

Рубцовы жили в деревянном доме, на собственном участке, с несколькими постройками, огородом и сараем, в котором и решили разместить Карнаухова.

Поначалу, в первые дни Петр Савельевич немного ворчал, но когда увидел, как Степан ловко орудует топором, заготавливая дрова на зиму, как чинит прохудившееся ведро, клепает железную кровать, смирился. Тем более гость собирался сразу же устроиться на работу и не грозил стать лишним ртом.

А мать Василия, маленькая тихая женщина, повязанная платком по-бабьи, подавая на стол горячие щи из затирки с листами капусты, только утирала концом платка слезу, вспоминая о чем-то своем.

Степан достал из вещмешка и положил на стол хлеб. Петр Савельевич взял, покрутил в руках, понюхал.

- Довольствие?

- На махру поменял.

-Мука не чистая.

Мать посмотрела на хлеб

-Хлеб опять подорожал, - сказала она как бы про себя. - На базаре у станции по сорок пять копеек.

Отец ничего не сказал, достал из шкафчика и поставил на стол бутылку "Зубовки".

Бойкая черноглазая Наталья, вытиравшая деревянные ложки чистым полотенцем, исподволь поглядывала на красноармейца в такой же, как у брата суконной гимнастерке.

За столом ели молча, поочередно опуская ложки в дымящийся котелок.

После обеда мать собрала мужчинам узелок, положив в него несколько картофелин, три ломтя ржаного хлеба, соленые огурцы и пошла с Натальей на огород копать оставшуюся картошку.

Петр Савельевич собрался с сыном и гостем идти в мастерские.