Читаем Тени исчезают в полдень полностью

«Купи-продай», сидевший за кучера, изо всей силы вытянул кнутом горячего жеребца. В две минуты он домчал их до Фроловой избы. Стешка спрыгнула с саней, все так же придерживая руками жакетку и полушалок, прибежала к двери, ударилась о нее плечом.

Сам Фрол вылезал из саней не спеша. Он сперва проводил взглядом Стешку и потом уже ступил на снег.

— Да скорей ты, и так чуть не опоздали! — нетерпеливо крикнул Юргин Фролу, заворачивая жеребца. — Невесту уволокли, слава Богу. Сейчас гостенечков, какие еще на ногах, попробую перевезти. Как говорится, со свадьбы на похмелье...

— Не надо, а? — слабо запротестовал Фрол.

— Ну, ха-ха-ха! — засмеялся радостно Илюшка. — Кусок мяса-то из когтей вырвали, теперь глянуть, как лапы обсасывает... бывший жених! — И снова хлестнул — смачно, с отгягом — танцевавшего жеребца.

Фрол нехотя пошел в избу. Когда открыл дверь в горницу, увидел, что Стешка сидит уже за длинным, уставленным закусками столом, чокается граненым стаканом с Антипкой Никулиным и Андроном Овчинниковым.

— Мир да любовь... Вот теперь мир да любовь! — кричал Антип, изрядно хлебнувший еще у Захара. -

— Я сомневаюсь, — качал головой Андрон, тоже хмельной и красный, как помидор. — Баба — это что? Это, брат, ежели по-пролетарски назвать, домашний подкулачник. Одним словом — женщина. И у нее любовь — что такое? Один ветер в голове. Куда дунет, туда клонит...

— Не скажи, не скажи, — сопел Антип. — Стеха-потеха, эх... трансляция! — И вдруг Антип, зажав в руке стакан, грохнул им об стол, расплескал водку и заплакал. — Стерва ты, Стеха! И Фрол стервяк. И вот Андрон. Один я вот человек, да и то... не шибко положительный.

Гости к Фролу так и не приехали. Через некоторое время ввалился «Купи-продай» с расквашенным лицом. Скинув полушубок в угол, он сел за стол, размазал по щеке кровь рукавом, молча опрокинул в стакан бутылку.

Фрол только усмехнулся.

— А что? — сказал Антип. — Ране, бывало, где свадьбу начинали, там и кончали. Гости расходились, а жених да невеста спать ложились. А ныноче иначе.

И вдруг поднялся, швырнул стакан с водкой в Стешку:

— Потаскуха мокрогубая! Вы кого обидели? Вы моего партизанского командира обидели...

Юргин хотел осадить пьяного Антипа, но тот вцепился ему в глотку. Задыхаясь, Илюшка торопливо шарил рукой по столу, опрокидывая стаканы и тарелки. Нащупал толстую, зеленого стекла бутылку. Фрол хотел задержать руку Юргина, но не успел — Илюшка размахнулся и звезданул Никулина по черепу. Антип осел, повалился под стол.

В это время зазвенели стылые оконные стекла, посыпались, как льдины, на пол. Тяжелое полено, просвистев возле Фролова уха, врезалось в стену. Андрон Овчинников с перепугу приклеился к стене и мотал руками, как бабочка крыльями, пробовал оттолкнуться от стены и не мог.

Фрол Курганов еще раз усмехнулся. Спокойно посмотрел на разбитое окно, встал, потушил висевшую над столом лампу. Взял с кровати подушку и заткнул окно. Потом проговорил так же спокойно:

— Вот и все.

— Филимон это Колесников, — сообщил Юргин.

— Знаю, что не Захар! А только если бы он со мной так, я бы не поленом в окно. Я бы дом его поджег. Припер ломиком двери, облил керосином — и поджег.

Повернулся и ушел в боковушку, прямо в сапогах завалился на кровать. Через минуту туда же зашла Стешка, остановилась у стены, не зная, что делать. Наконец прошептала:

— Фролушка... Все равно теперь уж... нету обратно дороги... ни мне, ни тебе.

Фрол еще помолчал и сунул ей в лицо пахнущий дегтем сапог:

— Стаскивай! Р-разувай мужа, говорю!

Стешка, не говоря ни слова, прижала сапог с груди, откинувшись назад всем телом, потащила его с ноги.

Так кончилась его «свадьба» со Стешкой...

... Стоя на вершине увала без движения, Фрол Курганов почувствовал, что замерз. Однако не тронулся с места, не пошевелился, даже не переступил с ноги на ногу. Он стоял, уперев в грудь обе лыжные палки, и смотрел вниз. А внизу, покачиваясь, полз на деревню с речки Светлихи вечерний туман. Крайние дома уже тонули в нем, как прошлым летом стога в сеногнойной мороси.

«Так кончилась „свадьба“ и началась семейная жизнь со Стешкой, — вернулся Фрол к своим мыслям. — Как она началась?»

Все следующее утро до обеда просидели в избе молча. В обед вылез из-за стола с проломленной головой Антип, стоя на коленях, посмотрел на разбитое окно, на валявшееся в углу полено, пощупал свой череп и спросил:

— Кто это меня, а?

Фрол выпил стакан водки, поманил Антипа:

— Ну-ка встань.

Когда Антип встал, Курганов взял его за шиворот и, не говоря ни слова больше, выбросил за дверь.

До вечера опять молчали. Стешка несмело принялась убирать со стола.

Ночью Фрол застеклил окно и сказал, как вчера:

— Я бы не только окно вышиб — дом поджег.

И снова молчали несколько дней.

Когда, почти через неделю, вышел на улицу, деревня стояла тихой и белой. Люди на улицах появлялись редко, ходили бесшумно. Фролу никто ничего не сказал, никто с ним не поздоровался, никто его не заметил, словно он был невидимкой. И на второй, и на третий день, и через неделю никто его не замечал. «Вон что...» — догадался он.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Зелёная долина
Зелёная долина

Героиню отправляют в командировку в соседний мир. На каких-то четыре месяца. До новогодних праздников. "Кого усмирять будешь?" - спрашивает её сынуля. Вот так внезапно и узнаёт героиня, что она - "железная леди". И только она сама знает что это - маска, скрывающая её истинную сущность. Но справится ли она с отставным магом? А с бывшей любовницей шефа? А с сироткой подопечной, которая отнюдь не зайка? Да ладно бы только своя судьба, но уже и судьба детей становится связанной с магическим миром. Старший заканчивает магическую академию и женится на ведьме, среднего судьба связывает брачным договором с пяти лет с орками, а младшая собралась к драконам! Что за жизнь?! Когда-нибудь покой будет или нет?!Теперь вся история из трёх частей завершена и объединена в один том.

Галина Осень , Грант Игнатьевич Матевосян

Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература
Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы / Проза / Классическая проза