Ужас положения крестьян заключался в том, что практически они не могли защититься от подобных насилий: «Ревизия 1836–1840 годов документально установила, что местные судебные органы не отвечали своему назначению и являлись рассадником волокиты и беззакония»115
.Судебные дела, начатые для защиты интересов казенной деревни и ее жителей, без всякого движения лежали десятилетиями. Смоленский ревизор нашел 649 таких незаконченных дел, ряд которых был начат в 1811–1813 гг. (в рязанских судах дела лежали и с 1799–1802 гг.), в Екатеринославской губернии нашли 1477 нерешенных дел, а в Таврической — 3597. Показательно, что обычной практикой было не приведение вынесенных приговоров в исполнение. О том, что вся верхушка местной администрации беззастенчиво покрывала преступления друг друга, можно и не упоминать.
В ряду мздоимщиков видное место принадлежало окружным лесничим и землемерам, деятельность которых ревизоры описывают в «самых отрицательных красках».
В ведении окружного лесничего и его аппарата было выделение государственным крестьянам лесных участков, разрешения на рубку леса и привлечение к ответственности за самовольные порубки. Все это могло быть предметом продажи и было им. Так, в Ярославской губернии 987 казенных селений (41,9 тыс. ревизских душ) имели годовые лесосеки, а 929 селений (50,1 тыс. душ) остались без них. Не только положенный им по закону участок леса, но и билеты на вырубку нескольких деревьев крестьяне получали за взятки. Порубки без разрешения нещадно преследовались, но можно было и откупиться. Чиновниками казенное имущество воспринималось примерно так же, как сто лет спустя общенародная собственность.
Очень важную роль в жизни государственной деревни играли землемеры, которые фактически разрешали земельные споры и определяли в натуре границы и площадь крестьянских наделов.
От могли реализовать решение суда, а могли свести его на нет, могли дать чуть больше или меньше земли крестьянам, а могли — и соседним помещикам за счет государственных имуществ и т. д. Ясно, что эти услуги во многих случаях также были платными.
В определенном смысле квинтэссенцией всего изложенного
выше является то, что во всех уездных казначействах Тверской губернии старосты, вносившие собранные с селения подати, могли получить квитанцию об уплате денег только за взятку (!!!). Если староста не давал «положенного» рубля, его брали измором. То же практиковалось и в Подольской губернии116.Отдельную и очень грустную страницу истории государственной деревни составляет проблема пьянства, обострившаяся после возобновления в 1827 г. откупной системы.
Если помещики и управляющие удельными имениями были не очень заинтересованы в пьянстве своих крестьян, то в казенной деревне кабаки открывались беспрепятственно. Так, в Московской губернии 1 кабак приходился на 843 душ мужского пола в помещичьих деревнях и на 167 душ в казенных. Для Орловской губернии соответствующие показатели равны 1569 и 334, для Саратовской — 4574 и 1040, для Казанской — 5399 и 1474 души117
, а для 15 великорусских губерний[33] в 1837 г. — 2691 и 701 душа118.Откупа развращали администрацию всех уровней самим фактом своего существования — слишком велики были соблазны, т. е. взятки, получаемые чиновниками. Так, «купленная» полиция разрешала открывать кабаки там, где этого делать не полагалось и в запрещенное время (не только ночью, но даже и во время праздничного богослужения), «а водка рассылалась по постоялым дворам и продавалась проезжающим. Крестьяне пропивали не только деньги, но и одежду, и инвентарь и др.».
Особый доход давали кабаки, открытые возле волостных правлений, — по сговору между откупщиками и местным начальством. И ревизоры считали, что инициаторами «доброй половины мирских сходов» были кабатчики — сходы часто заканчивались поголовным пьянством.
Ревизоры утверждали, что за водку «иногда погубляется участь семейств, из которых берут под разными неправильными предлогами последних работников; оказывают потворство ворам и мошенникам, которые за сие угощают сходку», а нередко вместо наказания взыскиваются деньги для пропоя[34]
.В Тульской и Курской губерний ревизия установила, что по соглашению с откупщиками полиция взыскивала подати и оброки не сразу же после уборки урожая, а спустя некоторое время — чтобы продавшие хлеб крестьяне оставили часть денег в кабаке.
С корчемством крестьян, т. е. незаконным изготовлением или продажей спиртного, откупщики боролись так яростно, что дело иногда заканчивалось смертоубийствами[35]
.