Теоретическая и практическая конфликтология. Книга 3

Очевидно, что в этой роли случайный выбор имеет отношение к обещаниям. Если единственная обещанная помощь больше, чем необходимая и является неделимой, лотерея, которая предлагает точно установленную вероятность получения этой помощи, может понизить ожидаемую ценность обещания и уменьшить его стоимость для человека, который его дает. Предложение помочь человеку в большом объеме при некоторых обстоятельствах в каком-то роде эквивалентно конкретному предложению небольшой помощи. (Может существовать дополнительное преимущество, заключающееся в том, что случай находится в корреляции с потребностью человека).

Но в этом отношении обещание отличается от угрозы. Отличие состоит в том, что обещание дорого обходится, когда оно выполняется, а угроза – когда терпит поражение. Удачная угроза – это та, которая не выполнена. Если я обещаю больше, чем мне нужно в качестве стимула (приманки), и это обещание удается, я плачу больше, чем следовало бы заплатить. Но угроза «слишком большая», скорее будет чрезмерной, чем дорогой. Если я угрожаю взорвать нас обоих, когда было бы достаточно причинить некоторое неудобство, вы, вероятнее всего, подчинитесь; и так как мне не приходится ни причинять неудобства, ни убивать нас, ошибка не стоит ничего. Если бы у меня была только граната, для того чтобы подорвать нас обоих, а я в тот момент желал бы использовать слезоточивый газ, я мог бы уменьшить гранату до «размера» бомбы со слезоточивым газом при помощи угрозы с подходящим шансом применения этой бомбы, для того чтобы убить нас обоих в том случае, если вы не подчинитесь. Но необходимость делать это не так очевидна, как в случае обещания, где любое превышение количества обещанного является такой большой потерей.

Размер угрозы может быть проблемой, если создание угрозы требует определенного оснащения, которое что-то стоит, и если более крупные угрозы ст'oят дороже, чем небольшие. Если угроза слезоточивого газа достаточна, так что у меня нет необходимости угрожать взрывом, и если бомбы со слезоточивым газом дешевле, чем с взрывчатыми веществами, и если мне необходимо продемонстрировать бомбу, чтобы угроза была убедительна, лучше использовать в качестве угрозы более дешевую бомбу со слезоточивым газом. Но гранаты могут быть дешевле, и тогда стимул работает наоборот. Для многих угроз самым дорогим является риск выполнения угрозы, и более обычная «стоимость» не является основным фактором.

Стратегии с произвольным ингредиентом. Мысль о том, что обычная война могла бы быть инициирована непреднамеренно – в результате какого-то несчастного случая, ложной тревоги или механической аварии, в результате чьей-то паники или озорства, или неправильного представления о намерениях врага, или правильного представления о неправильном понимании наших намерений со стороны врага, – не является привлекательной. Обычно мы стремимся сократить такую вероятность до минимума; в определенных случаях, когда напряженность нарастает и стратегические силы подняты по чрезвычайной тревоге, когда побуждение быстро реагировать усиливается мыслью о том, что противная сторона может нанести удар первой, кажется особенно важным защититься от импульсивного решения, ошибок в суждениях и подозрительных или двусмысленных моделей поведения. Вероятно, что вследствие человеческих и механических причин возможность непреднамеренной войны возрастает в критической ситуации.

Но разве сам по себе этот механизм не является своего рода устрашающей угрозой? Предположим, русские наблюдают, что каждый раз, когда они предпринимают агрессивные действия, напряженность нарастает, и эта страна переходит в состояние готовности к быстрым действиям. Предположим, что они верят в то, о чем они так часто объявляли, – что усиленный статус для наших и для их ответных сил может увеличить опасность несчастного случая или ложной тревоги, с их стороны или с нашей, или какого-нибудь инцидента, результатом которого будет война. Могут ли они не понимать, что в таком случае риск тотальной войны зависит от их собственного поведения, при этом он возрастает, если они ведут себя агрессивно, и уменьшается, если они ослабляют свое давление на другие страны?

Что касается этого конкретного механизма, заметьте, что повышается не риск того, что США решат начать тотальную войну, а риск того, что эта война начнется намеренно или нет. Даже если русские не ожидали бы намеренного ответного действия на поведение, которое они держали в мыслях, они чувствовали бы себя неспокойно из-за возможности того, что их действия могли привести к войне или инициировать некоторый динамический процесс, который мог закончиться лишь массовой войной или массовым выводом советских войск. Они не могли быть уверены в том, что мы и они сможем всецело предсказать последствия наших действий в чрезвычайной ситуации и держать под контролем ситуацию в целом.