Читаем ТЕОРИЯ НЕБЕСНЫХ ВЛИЯНИЙ полностью

Одна из задач этих людей в их воздействии на время была удивительно параллельна задаче ученых, о которой мы говорили. Она состояла в том, чтобы изменить образ прошлого их стран, и сделать это прошлое приемлемым с новой точки зрения. Яркий пример - "Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго. В этой книге он не только воспроизводит с сверхъестественной реальностью средневековый Париж, но он вносит в тот Париж некую гуманитарную точку зрения, которой на самом деле там не существовало. И он делает это так, что картина средневекового Парижа постепенно меняется - для всех последующих поколений она становится соединением реальности с реконструкцей Гюго, и в дальнейшем они уже никогда не могут разъединить их.

Таким же образом, Андерсен реконструировал и постепенно закрепил картину дохристианской Скандинавии, Теннисон реконструировал и постепенно закрепил картину Артурианской Англии, Толстой реконструировал и постепенно закрепил картину России времен Наполеона, а Уитмен реконструировал и постепенно закрепил картину Линкольновской Америки. В каждом случае реконструкция было настолько грандиозной и всеохватывающей, и настолько верно соответствовала некоторым отношениям новой эпохи, что признавалась почти немедленно, и ей отдавалось предпочтение перед любой другой памятью.

Все эти люди, в одном аспекте, выполняли ту удивительную роль совершенствования прошлого, то есть делания его приемлемым для настоящего и для будущего, которая присуща всем основателям эпох. Эту чрезвычайно трудную работу, которую каждый человек, развивающий память, должен проделать по отношению к своей собственной жизни, они исполнили по отношению к своим странам. Потому что эта задача реконструкции прошлого является первым и необходимым шагом к любому настоящему изменению в будущем, - как понимал это и Карл Маркс, когда приготовлял путь большевизму посредством реконструкции истории на основе "экономического мотива" и "классовой борьбы".

Но Гюго, Андерсен и Уитмен работали над временем противоположно тому, как работал над ним Маркс. Вместо устранения идеалов, которые реально существовали в прошлом и управляли им, и замены их низшими человеческими мотивами жадности и насилия, как делал он, они пытались поместить в прошлое идеалы даже более высокие, чем преобладавшие там на самом деле, или, по крайней мере, идеалы, более постижимые и приемлемые для новой эпохи. Таким образом, они пытались, успешно или нет, переродить прошлое, тогда как работа Маркса, опять же успешная или нет, могла служить только его вырождению.

Эти же люди помогли реконструировать и общий подход к человеческим идеалам и к самой религии. Те самые изобретения, которые устранили время из человеческого сообщения и уничтожили пространство, неизбежно подвергли непосильному давлению некоторые застывшие религиозные формы и понимания, раньше хорошо служившие некому определенному, живущему обособленно расовому типу или группе, но поставленные лицом к лицу с другими формами, также совершенно удовлетворительными для практиковавших их народов, могли показаться только противоречивыми. Такое расширение не могло исходить изнутри церквей или от самих блюстителей отдельных религиозных путей, поскольку очевидно, что их задачей было сохранять чистоту ритуалов. И когда делались такие попытки, они обычно вели к столь резкому ослаблению религиозной практики, что от нее ничего, кроме некой слабой формы социальной благожелательности, не оставалось.

Но эти новые поэтические пророки были более свободны, и именно по отсутствию у них приверженности к какой-либо одной религиозной форме они смогли наполнить весь мир свежей и чистой атмосферой терпимости и большего понимания. Если нет времени, разве не было Христианства до Христа? Если нет пространства, разве не могут быть боги Востока и Запада одними и теми же? Казалось, все, что истинно, должно быть собрано в единое целое, и показано скорее как взаимодополняющее,

чем враждебное. Такой новый объединенный взгляд на религию и Бога выразил Уитмен в "Песни о Божественном Квадрате" (1870), Виктор Гюго в "Религиях и Религии"(1880), Толстой в "Во что я верю" (1884).

Этот всеобъемлющий охват и примирение различных форм и миссий без разрушения их индивидуальности, параллель которому в царстве физики представляет использование электромагнитных волн, очень характерно для новой линии религиозной мысли, которая начинает развиватьсяч в 60-70-х годах. И то, что Гюго и Уитмен сделали для религии в широком смысле и поэтически, независимо от них развили в своем собственном стиле ученые и мистики.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже