«Теория заговора». Историко-философский очерк

Характерно в этой связи то, что именно А. С. Пушкин видится многим конспирологам как фигура, определяющая как контекстуальность, так и сущностную сторону русской «теории заговора». Лаконично сформулировал названную точку зрения тот же В. Ф. Иванов: «Масонство долгие годы гнало поэта, оно оклеветало его, заставило перенести нечеловеческие муки, оно же организовало предательское убийство и рукой подосланного из своей среды убийцы отняло у русского народа его вождя»^{463}. Последние слова весьма важны для нас: отечественные конспирологи не только видят в Пушкине гениального поэта, но придают его личности социально-историческое измерение. Его трагическая гибель не только катастрофа для русской литературы, под ударом оказывается само русское общество. Подобная трактовка не утрачивает актуальности и поныне, причём находит поддержку не только среди сторонников «теории заговора». Обратимся в качестве примера к мнению известного современного философа Ф. Гиренка, который формально не является конспирологическим автором. Размышляя о путях развития русской литературы, он делает следующее замечание: «В России не всегда были партии. Раньше их заменяли масонские ложи. Их знаки и сегодня можно встретить везде, даже в Кремле и Донском монастыре. Кругом циркули, мастерки и глаза, вписанные в треугольник»^{464}. Далее масонская тема соединяется с биографией поэта: «В окружении Пушкина, пожалуй, только Арина Родионовна не была членом тайного сообщества. Отец — масон. Дядя — масон. Друзья-декабристы — масоны. Хромой Тургенев, как и его брат, — тоже масоны»^{465}

. Философ не просто констатирует большое количество масонов непосредственно вокруг поэта. «Масонское окружение» Пушкина детерминирует конфликт, начавшийся как мировоззренческий, а впоследствии развившийся в политическое столкновение. Поэту противопоставляется друг его юности — П. Я. Чаадаев. Особо отмечается, что автор «Философических писем» состоял в близком родстве с М. М. Щербатовым — известным русским историком и писателем. Принадлежа к масонству екатерининской эпохи, Щербатов в своём романе «Путешествие в землю Офирскую» описывает некое идеальное государство, принципы устройства которого явно соотносятся с масонскими идеалами.

Сам Чаадаев, будучи, таким образом, «потомственным масоном», обрушивается с критикой на православие, считая его причиной отторжения Россией европейского пути развития, связанного с католицизмом. Для Пушкина подобный взгляд на русскую культуру и историю оказывается неприемлемым. Его мировоззрение и политические установки всё более смещаются к пониманию империи как единственно возможной форме бытования русского общества. Из внутренней, личностной убеждённости складывается выраженная политическая позиция: «Пушкин написал “Клеветникам России” на взятие Варшавы русскими войсками. Масоны всполошились, заёрзали как пауки в банке, проведя заседания своих лож, подготовив реакцию общественного мнения»^{466}. Тем самым конфликт поэта со своим окружением перерастает рамки субъективности и, по сути, становится определяющим в столкновении России с западным миром.

Итак, в качестве предварительного итога, мы можем говорить о значимом отличии отечественных конспирологических построений от западных образцов. Сущность подобного отличия заключается в культуроцентричности русской «теории заговора». Здесь куда больше внимания уделяется не социально-политической стороне деятельности тайных обществ, а их влиянию на этическую и культурную сферы русского общества. Обратим внимание, что, например, во французской конспирологической традиции отсутствует интерес к тому же А. Шенье. Отсутствует, хотя его судьба более чем соответствует парадигме «теории заговора» с её культом «невинной жертвы», гибель которой может быть адекватно воспринята и интерпретирована лишь в контексте «скрытой истории».

Пушкин, как известно, «ответственный за всё в России», интересен нам в несколько ином контексте. Гениально выразивший и прочувствовавший русский национальный тип мышления, поэт не раз обращался в своём творчестве к осознанию возможности взаимопостижения России и Запада. Для нас особенно интересно здесь его стихотворение «Не дорого ценю я громкие права», в котором дано поэтически очень точное выражение этой проблемы. Процитируем первую половину стихотворения:

Не дорого ценю я громкие права, От коих не одна кружится голова. Я не ропщу о том, что отказали боги

Мне в сладкой участи оспоривать налоги Или мешать царям друг с другом воевать; И мало горя мне, свободно ли печать

Морочит олухов, иль чуткая цензура В журнальных замыслах стесняет балагура, Всё это, видите ль, слова, слова, слова, Иные, лучшие, мне дороги права…