Теперь ты мой

Я с интересом рассматривал старые, пожелтевшие от времени листы, вспоминая собственное детство, пока взгляд не наткнулся на занавешенное газетами окно. Справа от него, над кроватью висели совсем другие рисунки ― мрачные, сделанные чёрным карандашом с ярко-красным пятном посередине. Сюжет был однообразен и непонятен ― тёмный неровный забор, к которому от весьма схематично изображённого дома вели странные продолговатые знаки…

Не знаю, кто в тот момент толкал меня под руку, но, осторожно сняв со стены самый большой из «шедевров» Бобби, я стал пристально в него всматриваться. Не понадобилось много времени, чтобы догадаться ― передо мной лес и тянущаяся из него цепочка следов, упиравшаяся прямо в пристройку, нарисованную в виде небольшого квадрата с человеческой фигуркой внутри.

— Ясно, это ты, малыш, ждёшь кого-то из леса и боишься своего гостя, иначе к чему столько замков и толстый засов на двери? Жуть какая… Кажется, у мальчика были серьёзные проблемы с психикой, вероятно, детская травма. И что это я вдруг занервничал: прошло ведь почти полвека…

Попытки вернуть рисунок на стену бесславно провалились ― кнопки погнулись, и, почертыхавшись, просто положил его на стол, только тут сообразив, что красный предмет в центре леса ― большой, достаточно реалистично изображённый глаз. Это открытие меня не обрадовало, и, перед тем как улечься в кровать, я проверил крепость всех замков, решив на всякий случай не выключать свет на ночь.

Ещё одним неприятным моментом стала небольшая, прикрытая рисунком овальная трещина в стене. Стоило ли удивляться, что сон ко мне не шёл: мысли постоянно возвращались то к следам, то к красному глазу. Недолго поворочавшись в кровати, я сел и скрестил руки на груди, сердито себя отчитывая:

— Вот ведь идиот, неужели больше не о чем подумать? Завтра отдам документы редактору, посмотрим, что он теперь скажет. А то вечно твердит ― молодой, неопытный… И всё-таки, что это за рисунок: детские фантазии, навязчивые идеи или… реальность, о которой малышу приходилось молчать?

В этот момент свет в лампе на мгновение погас и начал мигать, повторяя ритм моего внезапно взбесившегося сердца. Я не успел даже испугаться, как в комнате потемнело, и вокруг ничего не осталось, кроме пугающей тишины. Задрожав, медленно сполз на подушку, похолодевшими пальцами подтягивая на себя одеяло и прислушиваясь к лихорадочному пульсированию жилки на виске:

— Вот как здесь по ночам себя чувствовал бедный Бобби, неудивительно, что ему в голову лезла всякая чушь. Но ты же взрослый, Майк, возьми себя в руки, сейчас глаза привыкнут к темноте, и страх уйдёт. В конце концов, есть же мобильный.

Нащупав под подушкой телефон, я попытался включить фонарик, но вспыхнувшая напоследок надпись на экране напомнила, как важно вовремя заряжать батарею, чтобы потом не чувствовать себя последним дураком. Ругнувшись, сжал в руке бесполезный аппарат, пытаясь успокоиться: слишком уж происходящее напоминало сценарий плохого ужастика, и, значит, у меня просто разыгралось воображение. Так что нечего паниковать!

И всё же, а вдруг…

Несмотря на темноту, через пару минут уже можно было различить смутные очертания предметов, сожалея, что маленькое окошко заклеено газетой. Наверное, в это время из-за туч вышла луна, потому что сквозь щель в стене пробилась узкая полоска света, и, проследив за ней, я увидел, как тонкий «лунный палец» упирается в рыжего мальчишку на рисунке. Словно указывая на него:

— Ты мой, и этого не изменить…

В отчаянии хлопнув себя ладонью по лбу, чтобы выбить дурь из головы, я постарался расслабиться, прислушиваясь к звукам ночи: в траве беспечно стрекотали кузнечики, где-то далеко сердито залаяла собака, но никто не ответил на этот зов, и она обиженно заскулила. Вот под порывом ветра протяжно заскрипела старая ива, и совсем рядом за стеной под чьими-то ногами хрустнула сухая ветка…

— Кто это может быть? Наверное, гости вышли освежиться, что не удивительно, ведь праздник удался на славу, ― я как мог пытался рассуждать здраво…

Когда же к этим пугающим звукам присоединились сопящее, тяжёлое дыхание, а потом и лёгкое постукивание в стену, меня затрясло. Так хотелось, набравшись смелости, крикнуть:

— Что за шутники бродят среди ночи? Совсем не смешно… ― но горло мгновенно пересохло, потому, что я догадался: это ― не гости…

Внезапно единственный луч света в комнате пропал ― что-то закрыло щель в стене, и вместо того, чтобы, как в детстве, спрятаться под кровать, я сел и завороженно посмотрел туда. Это, несомненно, был глаз, и, хотя в темноте различить цвет его радужки было невозможно, большой зрачок на фоне яркого белка быстро двигался, словно искал кого-то во мраке, и замер, остановившись на мне.