Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Пришлось тогда быстро снаряжать обоз и спасать этих рядовых райнов. Без водки-то настоящему школьнику никуда. В Новый Год особенно.

Короче, без малого месяц наши дятлы куковали в зимнем лесу.

Оба потом клялись, что это это было лучшее время в их жизни.

И это действительно было так.

На целый месяц весь мир исчез для этих двоих. Ничего не осталось, – ни политики с её уродливыми куклами, вроде Путина или Трампа, ни вечно стагнирующей и упорно ее желающей расти экономики с этими её непонятными деривативами, акциями и тому подобной дрянью, ни нашей официальной культуры со всей её мышиной вознёй и грязными мелочными склоками всех этих пугачёвых, киркоровых, бузовых и тому подобных поющих трусиков предпенсионного (или даже пенсионного) возраста, – всё умерло, всё исчезло. Мир стал маленьким, сжался до размеров крошечной бытовки, затерянной где-то на просторах Русской равнины, в каком-то богом забытом лесу.

И нет теперь во всей вселенной ничего, совершенно ничего и никого, кроме тебя с твоим товарищем, куска халвы на столе, бутылки рома да уходящей в небо стены могучих сосен по ту сторону крохотного запотевшего оконца.

Впрочем, лес за окном уже кажется ненастоящим.

То ли дело то, что в бытовке. Вот это да, это – реально, осязаемо. Вот товарищ сидит, за ухом чешет, вот ром в открытой бутылке выдыхается, аромат на всю комнату распространяет, вот стол, вот нары…

А лес что?

Вон он там сквозь окно виднеется. Как игрушечный, ей-богу!

Кажется, что и не лес это вовсе, а так: натыкал кто-то палочек в зефир, сфоткал и нам на окно прилепил, а мы и верим, что это лес за окном стоит. А леса-то нет никакого.

Так, иллюстрация, – не более.

Словом, бренный мир для наших затворников на целый месяц умер. Остались только важные вещи: секс, жратва, бухло, – вот это вот всё.

Однако вернёмся к делу.

Целый месяц (хорошо, если быть точным, – 28 дней) наши почти безвылазно сидели в лесу.

Там они целыми днями жрали, бухали и занимались сексом.

И, – что особенно важно, – кормили кабанов.

Собственно, около трети всех продуктов (если не больше) они скормили диким свиньям.

Кабаны жрали всё.

Шоколадные батончики, зефирные косы (их у нас называли зефирюшками), мармелад, колбасы, маринованные огурцы и даже сушёная вобла, – всё исчезало в ненасытных кабаньих пастях.

Впрочем, что я говорю?

Какая уж там вобла!

Тот товарищ, что переспал ради такого уикенда с Тоней, – решил ради эксперимента предложить своим лесным гостям свиной окорок. Мол, будут жрать или нет?

И сто бы вы думали?

Схомячили без остатка!

Ну, если только кость не считать остатком. Да, кость оставили… Но обглодали её всю чуть ли не до белизны!

И да, конечно, кабанов поили. Поили нещадно.

Коньяк, ром, виски, текила, абсент и чёрт знает что ещё. Всё это наливалось в солидных размеров ковши и выставлялось за дверь. То же самое делали и со жратвой.

Открывался шведский стол ближе к ночи, когда уже было темно. Сторожа знали, что до темноты дикие свиньи не явятся.

А так, говорили, часов этак в девять-десять выставишь миски у порога, – пятнадцати минут не пройдёт, как снаружи послышатся громкие чавкающие и хлюпающие звуки, перемежаемые блаженным хрюканьем.

Так прошёл месяц.

Всё это время о засевших в лесу сторожах никто не вспоминал. Ну, если не считать того инцидента со жратвой и бухлом, которые вдруг закончились прямо перед Новым Годом. Это-то была мелочь. У Тони на даче и не такое случалось.

Но так, если по большому счёту говорить, – о шестиклассниках-лесниках никто и не вспоминал. Ровно до окончания зимних каникул.

Как только рождественский уикенд закончился, – Тоню тотчас же стали осаждать учителя и всякие там социальные педагоги.

Пацанам, мол, об учёбе думать надо. Им ещё контрольные переписывать предстоит. А то у обоих за вторую четверть по половине предметов двойки выходят.

И Тоня, конечно, могла просто взять да и послать всех этих тварей куда подальше.

Восемнадцатый год – это тебе не тринадцатый. В те времена, когда это всё случилось, – Антонина уже не боялась ни школьной администрации, ни проверяющих, ни полицаев. Нужные люди везде были куплены или запуганы. Опасаться было нечего.

Но Боженко помнила, что сторожа в лесу не одни.

С ними пребывает огромный (хотя и постоянно уменьшающийся) запас крепкого алкоголя. В бытовке его было достаточно, чтобы довести до белой горячки и дюжину шестиклассников. А ведь эти перцы ещё и ружьё на смену захватили. С патронами.

«Надо бы их оттуда убрать, – подумала Тоня, – от греха подальше. А то ещё посетит кого из них белочка, померещится ему что-нибудь, – а он кореша своего из ружья шлёпнет. Примет его за Гоблина или тролля какого. Или какая там ещё нечисть в Интернете-то обитает?

Или и того хуже: припрётся один из них весь такой на голову ёбнутый и с ружьём в усадьбу. Устроит нам, понимаешь ли, Колумбайн, а мне что потом родителям говорить?

Да и мусора с чекистами прикопаются.

А мне оно надо?

Нет, так дело не пойдёт! Надо этих сторожей срочно оттуда эвакуировать, пока до кровопролития дело не дошло. Насторожились уже поди, троглодиты малолетние.».