Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

И у юноши, и у мальчика были густые кучерявые волосы.

«Бахус и Амур» – гласила небрежно вырезанная на крохотном постаменте надпись.

В комнате было было два торшера с абажурами из прозрачной кожи. Один стоял рядом с диваном, другой – прямо возле шкафчика из розового дерева.

Возле окна стояла небольшая мраморная статуя. Ростом она была где-то сантиметров сто тридцать.

Статуя была прекрасна.

Она изображала застывшего в очень томной позе хорошо сложённого молодого человека.

Юноша стоял, небрежно опершись на увитую виноградной лозой ионическую колонну. Она как раз доходила ему до груди.

У парня были очень правильные черты лица. Из-под небрежно нахлобученного на голову и немного сползшего на бок фригийского колпака выбивались прелестные кучерявые волосы.

Собственно, из одежды на молодом человеке были только этот фригийский колпак да набедренная повязка.

Левую ногу парень выставил вперёд. Правую придвинул к колонне. У него были крепкие мясистые икры, округлые, но никак не рельефные. Мощные колени смыкались с округлыми ляжками. Задница была размеров внушительных.

В левой руке парень держал небольшой и явно уже опустевший кувшин. Правая рука его свободно лежала на капители.

Боже, до чего расслабленными выглядели его чуть заплывшие жирком упругие бицепсы с тонким, едва выраженным рельефом!

И да, конечно: у молодого человека был живот.

Но это был не пивной живот. За не слишком толстым слоем подкожного жира легко можно было различить крепкие, хорошо развитые мышцы.

Короче, великолепная была статуя!

Окно закрывали толстые шторы из алого бархата.

Стены были украшены картинами в тяжёлых рамах. Две из них висели прямо над диваном, ещё одна помещалась на свободном куске стены прямо между буфетом и резным шкафчиком. Ещё одна занимала противоположную окну стену.

Всё картины были на уголовную тематику.

Вот одна картина. Одна из тех, что висели над диваном.

Грязная тюремная камера. Четыре полуголых зэка навалились на какого-то тощего мужичка. Один из них уже снял штаны. Другой приставил заточку к горлу жертвы. Сейчас доходягу будут опускать.

«Петушок» – гласила надпись под картиной.

Другая картина. Тёмный лагерный барак. Два заключённых дерутся не на жизнь, а на смерть. Один из них уже нанёс своему врагу решающий удар заточкой живот. Соперник согнулся в три погибели. Ноги его подогнулись. На бледном лице застыла гримаса ужаса и боли. Ещё секунда, – и он упадёт. Потом его будут добивать. Вокруг дерущихся стоят человек тридцать зэков. Словно стервятники они довольно глядят на чужую гибель. Их глаза не полыхают, а просто мерно горят тем самым синеватым адским пламенем.

«Vae victis!» – было написано на небольшой табличке, закреплённой прямо под рамой.

На третьей картине было изображено праздненство.

Какая-то тесная квартира в старом доме с деревянными перекрытиями. Большая светлая комната, густо набитая людьми. Ломящийся от еды и напитков стол. За столом сидят довольные, по-пижонски разодетые уголовники. Рядом с каждым из них сидит по развратной красавице. Женщины одеты в короткие платья пастельных цветов. Мужчины одеты либо по-военному, – чёрные кожаные сапоги до колена, галифе цвета хаки, френчи, – либо по-американски, – кожаные туфли, зауженные брюки, белые рубашки, жилицы и пиджаки.

Посередине стола сидит молодой уголовник. Он развалился на стуле, вытянул ноги под стол. На его ногах начищенные до блеска штиблеты из чёрной кожи. Его туфли имеют тупые носы. Огромные серебряные пряжки на них так и переливаются жирным блеском. На нём узкие клетчатые брюки и белая рубашка. На коленях у него сидит прекрасная девушка с коротком белом платье с кружевом. Одну руку она положила на стол, а другой обнимает своего компаньона за шею. Левой рукой уголовник держит стакан с водкой, а правой щупает девушку за грудь. Кажется, он не сводит глаз с красавицы.

Подпись под картиной гласила: «На малине».

Последняя из четырёх имевшихся в комнате картин изображала тёмную, очень грязную подворотню, заваленную мусором. Какой-то несчастный человек лежал на земле животом вниз, страшно завывая. Его лицо было было поражено какой-то жуткой судорогой. Изо рта вырывался вопль ужаса и отчаяния. Человек был одет в коричневую кожаную куртку, зелёную рубашку и брюки. На ногах его были старенькие боты.

Рядом лежащим валялась авоська, набитая всякой едой. Там была колбаса, батон, апельсины, ещё что-то. Лежавшая там же бутылка с молоком разбилась, и теперь белая жидкость растекалась по грязной мостовой.

На спине у мужика сидел огромный уголовник. Он был одет в длинный чёрный макинтош не первой свежести. Ног его видно толком не было. Лицо его закрывала чёрная широкополая шляпа. Уголовник душил мужика гарротой.