Теплое сердце зимой

Он сократил дистанцию и бросился на ангела, схватив его одной рукой за шею и широко замахиваясь другой. И смазав кулаком по лицу Лэсситера, он не остановился. Он снова замахнулся, теперь уже левой, разбивая в кровь все, что находилось на пути. Затем он схватил ангела за голову и резко отбросил в фойе, прямо на мозаичный пол.

Ему кто-то что-то кричал. Но он ничего не слышал.

Его тянули за собой. Он стряхивал с себя чьи-то руки.

Куин высвободился, продолжая жестко молотить кулаками и ногами, вскарабкался на лежащее тело ангела и снова и снова вбивал Лэсситера в твердый пол…

Без предупреждения Куина оторвали от тела, поволокли назад, стреноживая, это был кто-то достаточно сильный, чтобы сдержать его от своей цели.

Поэтому он использовал свой голос вместо кулаков.

— Ты знал! — заорал он Лэсситеру. — Ты знал, что он собирался сделать, но не сказал мне! Из-за тебя я лишился брата!

Он боролся с железными прутьями, что удерживали его подмышками. И удерживали твердо.

— И ты мог остановить его! — Голос Куина разносился повсюду, взлетая до самого потолка. — Ты — ангел, ты должен спасать души — разве он был недостаточно хорош для тебя? Слишком сломлен, чтобы ты озаботился его спасением? Почему? Почему ты позволил моему брату умереть?

Он был совершенно сбит с толку, его тирада заполнила весь дом, призывая всех обитателей выйти из комнат. Но разве его это заботило, черт возьми? А тем временем Лэсситер так и лежал на полу, его взгляд странного цвета не выражал никаких эмоций.

Куин дернулся из хватки того, кто его удерживал.

— Он заслуживал твоей помощи! Он заслуживал спасения…

— Отпусти его.

Голос ангела, мягкий и низкий, прервал его крик, и он внезапно осознал, что на полу, на его собственных кулаках была серебряная кровь… она размазалась по всему лицу мужчины, вытекая из рассеченной губы, разбитого носа, надорванной брови.

Ангел не сопротивлялся.

Он даже не пытался защитить себя.

— Отпусти его! — закричал Лэсситер.

Оковы исчезли, и Куина понесло вперед. Не сумев удержать равновесие, он тяжело приземлился на четвереньки.

А Лэсситер просто смотрел на него, а серебряная кровь текла по его лицу, как расплавленный металл.

— Ты жалкий, — выплюнул Куин. — Ты не заслуживаешь даже смерти. Я надеюсь, ты сможешь смириться с тем, что ты, мать твою, лишь неудачное подобие Девы-Летописецы. Ты — жалкое посмешище.

Поднявшись на ноги, он споткнулся, оттолкнул чьи-то руки… он не знал, чьи. Он был один, когда поднимался по лестнице.

Это он прекрасно понимал.

И его все устраивало.

Глава 23

Пока Куин штурмовал парадную лестницу, Блэй стоял у ее основания, и смотрел, как его мужчина взбирается по ступеням. Он хотел пойти за ним, но было совершенно ясно, что его присутствие нежелательно. Его оттолкнули.

И он не знал, что делать.

Поэтому он повернулся к Лэсситеру, который все еще лежал на полу в фойе и истекал серебром. Присутствующие собрались вокруг ангела, в том числе Ви, у которого было медицинское образование, но все расступились, когда Блэй подошел к ним и опустился на корточки.

— Он не имел в виду ничего из того, что сказал, — сказал он, помогая ангелу сесть. — Правда, так и есть. Н представляю, зачем он это наговорил.

— Поможешь подняться на ноги? — спросил Лэсситер, вытирая лицо предплечьем.

Блэй застонал от веса мужчины. Словно гравитация особенным образом относилась к ангелу, его тело было тяжелее, чем предполагали даже его огромные мускулы, кости были словно вылиты из чистого золота, не меньше.

— Мне не нужна медицинская помощь, — Лэсситер покачал головой, когда Ви выступил вперед. — Немного солнечного света, и я буду в порядке.

— По крайней мере, давай тебя умоем, — вмешался Блэй. — Сюда.

Блэй взял ангела под руку и повел за лестницу. Спрятанная под ступенями уборная напоминала шкатулку с драгоценностями, с редкими каменными вставками и мерцающими хрустальными светильниками, все такое пышное и прекрасное. Кстати о каратах. Раковина была из чистого золота, равно как и филигранные краны и крошечные лампы с шелковыми абажурами ручной работы, которые больше походили на праздничные свечи для царских покоев.

Подтолкнув Лэсситера на покрытую шелком скамейку, Блэй схватил полотенце для рук с монограммой. Намочив угол, он подумал, что хорошо, что кровь Лэсситера серебряного цвета. Тонкая махровая ткань была бледно-серого оттенка.

Красная кровь все бы испортила.

— Мне очень жаль, — сказал он, наклоняясь к разбитому лицу ангела.

Лэсситер зашипел при контакте раны и ткани. Затем откашлялся.

— Тебе не за что извиняться.

— Просто он все еще… — Блэй моргнул, и перед глазами встало лицо Лукаса на снегу. — Мне очень жаль. За все.

— Как и мне.

Снова к раковине. Потекла теплая вода. Он промыл полотенце для рук.

Вернувшись к лицу ангела, Блэй на этот раз сосредоточился на брови. Когда Лэсситер выругался и отпрянул, Блэй пробормотал извинения. Казалось, сегодня — это его заглавная песня.