За все время, что Фостер была рядом, он никогда не видел ее в настолько “разобранном” состоянии. Женщина изо всех сил старалась держать себя в руках, но « крепко сжать кулачки» у нее никак не получалось. За кажущимся внешним спокойствием, неизменной улыбкой и милым кокетством, прятались боль, непонимание и страх. Кэла могло обмануть лицо Джиллиан, язык ее тела мог быть лживым, но глаза всегда говорили правду. В их прозрачной глубине не было жизни. Мертвая пустота. Стоило ей лишь на секунду потерять контроль над своими чувствами и Кэл ловил этот потерянный, отсутствующий взгляд . Она словно пыталась рассмотреть что-то внутри себя, то что было неподвластно ее пониманию.
Джиллиан смеялась, называя себя “ужасной плаксой”, как бы она не противилась, но была натурой чувствительной и сочувствующей. Она не ревела по пустякам, а вот выражение «близкие слезы» очень соответствовало ее внутреннему состоянию. Но до такой степени! Когда любое неловко сказанное слово, заставляло ее давиться слезами?!
Он должен что-то придумать, обязан вернуть ей прежнюю радость и любовь к жизни. Обязан, но пока не знал, что нужно для этого сделать.
Никогда особо не сожалея о своих поступках, в этот раз Кэл хотел вернуться в позавчерашний вечер, извиниться за грубые и оскорбительные слова, брошенные так небрежно, по привычке, когда она шутливо намекнула на его распутное поведение. Он заметил, как переменилось ее настроение, губы дрогнули, она словно сжалась и скрестив руки на груди моментально отстранилась от него. А он, он и не попытался остановить Джиллиан, растопить лед в ее уничижительном взгляде, которым уходя она одарила его, дробно выстукивая каблучками «боль-но, боль-но».
Запретить, не согласиться с ее предложением – съездить в одиночку к старой ведьме. Не вставать в позу, принимая оскорбленный вид, когда после прослушивания аудиозаписи сделанной Локером и Торрес, Джиллиан вдруг опротестовала его утверждение, что бабка говорит правду и ничего не знает, не фыркать презрительно «раз ты считаешь себя умнее, можешь попытаться». А главное не болтаться без толку в офисе, а перехватить Фостер по дороге и вместе надавить на бабульку, сыграв на противоречивости их поведения. Его напор и бесцеремонность, сглаживаемые мягкостью Фостер.
Все было бы иначе.
Фостер была бы сейчас и вчера рядом с ним. Не было бы больницы и Джиллиан с испепеленной душой. Его самого кидало в холодный пот, и мерзостно сжимало желудок, стоило лишь представить, какой ужас пережила Джиллиан в горящем доме, за те несколько минут, раз ее память заблокировала все воспоминания.
Он бы не увязался за Валловски, потащившись прошлым вечером на место преступление, лишь бы досадить детективу за излишнюю назойливость и входя в азарт гончей взявшей след. Не увидел бы мертвую женщину в платье невесты, так похожую на Джиллиан, от осознания всего этого сводило скулы.
Не испытывал бы безотчетный страх, глядя на пластиковый пакетик с трусиками, лежащий на коленях у Фостер, ее оторопь и удивление.
Не было бы разговора про Сару. И он бы не чувствовал себя полным идиотом, ревнующим Джиллиан к бывшему мужу.
И этого поганого предчувствия, что они влипли в грязное дело, пострашнее пожара, грозящее дальнейшими потерями, страхом и болью. Всего этого не было бы.
Тяжело оттолкнулся от стены, он вышел из лифта. Лицо мужчины исказила гримаса боли и отвращения. Все было бы иначе, если бы он не был трусом. Он и сам не понимал что его так пугало, но просто старался не впутываться в разборке с самим собой.
Начало всем неприятностям было положено значительно раньше.
Все было бы иначе, если бы в тот не по-зимнему теплый, солнечный день, он доехал до Фостер. После долгих раздумий решив выполнить обещание, данное Эмили и поговорить с Джиллиан, сказать ей самые важные слова, которые репетировал по утрам и вечерам, пялясь на свое отражение в зеркале. Он даже купил цветы. Белую розу, она долго потом болталась в багажнике его «БМВ», пока не превратилась в ни на что не похожую облезлую ветку.
Поехал ... но вместо этого оказался в постели с Валловски. Наградой стали ироничные взгляды Джиллиан, тщательно скрываемая печаль и грусть, отражающаяся на ее милом лице, и еще появившаяся излишняя строгость в их отношениях. Мир пошатнулся, но устоял. Временно.
За все нужно платить. И чем грубее ошибка, тем выше цена.
Любить – это очень больно и страшно. Любить – это великий труд и терпение. Любить, значит верить и доверять. Он слеп как крот, если не желает видеть все эти черты в отношении Джиллиан к нему. Он перед ней в долгу. И надо сделать все возможное, чтобы не дать ей провалиться в этот ад, разверзшийся у ее ног.
Поднялся по лестничному пролету и осторожно толкнул плечом дверь родного офиса, бесшумно просачиваясь в холл, наполненный успокаивающим глаз теплым светом.
Он едва успел переступить порог, норовя незаметно прошмыгнуть в свой кабинет, как его окликнула секретарша, что-то старательно изучающая до этого под столом. Она что его почуяла?
- Доктор Лайтман, можно вас на минутку?