Терапевт

— Наверняка отказы — вещь обычная, — сказала я, — наверняка с первой попытки ни у кого не получается.

Сигурд вперил в меня мрачный, не знакомый мне взгляд и рявкнул:

— Заткнись, Сара!

Прямо в лицо. Сигурд никогда не говорил со мной грубо. И я не знала, как мне реагировать на его необузданную ярость, исходящую от моего любимого, словно дурной запах. Не хотела цепляться к его словам. Боялась сделать хуже. Не желала знать, что творится у него внутри. Сигурд не такой. Такого знать я не желаю. Я сказала, что пойду посижу в гостиной, и закрыла за собой дверь.

Через полчаса Сигурд с бумагами в руках прошел в ванную. Принес с собой бутылку виски и спички. Я молчу.

Остатки виски он взял с собой в гостевую комнату. В душевой кабине остались валяться остатки модели и горелые бумажки. Я почистила зубы, стараясь не глядеть туда. Завтра утром я проснусь рядом с человеком, с которым помолвлена. Я заснула в твердом убеждении, что будет так.

Так и было. С утра Сигурд был неразговорчив. К моему возвращению с работы он убрался в квартире и приготовил ужин. А через три недели нашел работу. Больше о новых горизонтах мы не говорили.

* * *

Анника заезжает ко мне после работы. Я сижу и вяло роюсь в коробках в поисках сама не знаю чего. Переехав сюда, мы с Сигурдом так и не успели разобрать все вещи. Одна коробка многообещающе помечена как «Разное, Сигурд». Все его теперь мое, сказал Гюндерсен и Флемминг тоже. Может быть, вещи Сигурда помогут разобраться в нем самом…

Фото со школьного выпускного: юные неоформившиеся лица Сигурда и Яна-Эрика, глаза полузакрыты от непривычного пока алкогольного опьянения, рот растянут в ухмылке, фуражки набекрень. Список учебной литературы из высшей школы бизнеса, где он отучился один курс, пока не решил стать архитектором. В бумажных конвертах художественные открытки: Климт, Роден, Шагал, Кандинский, Поллок и Уорхол. Деревянный ящичек с пересохшей сигарой. Последние пять лет Сигурд к этим вещам не притрагивался; я роюсь в них наобум, понимая; надо же мне найти хоть какую-нибудь зацепку. Кем был Сигурд? В памяти всплывает его деловой календарь: Аткинсон в одиннадцать тридцать… Я знаю, придет время — и я наброшусь на этот календарь, стану сличать его со своим. Увидев фамилию Аткинсон, задумаюсь: что он говорил мне про то, куда собирается?

Содержимое этих коробок не говорит мне ни о чем. Есть еще коробка «Разное, Сара». В ней примерно то же: старые фото, открытки, присланные, когда мне исполнилось 23 года, программа языковых курсов, когда мне было пятнадцать, и тому подобное. Порывшись в коробке, узнаёшь обо мне самое тривиальное: в молодости я любила путешествовать, а в 2007 году посетила фотовыставку: возможно, интересуюсь фотоискусством, возможно, делаю вид, что интересуюсь…

— Привет, — говорит Анника.

Смотрит на меня сочувственно. В руках я держу ядовито-зеленого плюшевого мишку — таких дают в качестве выигрыша в парках аттракционов.

— Привет, — отвечаю я.

Она стоит в кухонном отсеке, я сижу на полу гостиной. Сестра ставит на стол коричневый бумажный пакет в жирных пятнах — очевидно, наш сегодняшний ужин, купленный в забегаловке по пути от работы к месту, где она оставила машину. Но мне стыдно жаловаться. Она работает на полную ставку, нередко задерживается по окончании рабочего дня, и у нее трое детей в возрасте до десяти. А она все-таки приезжает каждый день возиться со мной… Я вот даже не знаю, стала бы так нянчиться с ней, с папой…

— Ты как? — спрашивает она.

— Да ничего.

Вокруг стоят коробки. Разное.

— Я принесла поесть, — говорит Анника.

— Я не хочу есть, — не раздумывая отвечаю я.

— Понятно, но немножко поесть надо.