Маша долго ворочалась с бока на бок, а потом словно провалилась в небытие и очнулась только через сутки. Проснувшись, она отчаянно разрыдалась. Истерика длилась несколько часов. Испуганная подруга пыталась ее успокоить, но Маша, как ни старалась, не могла остановиться.
– Послушай, – сказала Кира, – у меня есть постоянный клиент, говорят, очень неплохой психолог. Думаю, нам следует обратиться к нему, как ты считаешь?
Маша закивала головой, не переставая рыдать.
***
В огромном бизнес-центре они с трудом нашли офис психолога. На отполированной до блеска бронзовой табличке курсивом было выведено: «Профессор психологии М.Н. Боровский».
Кира пришла в замешательство, достала телефон и набрала номер:
– Мишань, кабинет мы нашли, но здесь какой-то профессор Боровский, что нам делать? – выслушав ответ, Кира скомандовала: – Заходим.
Мишане было лет семьдесят, а то и больше. Его статная фигура, седые кудри и пронзительный взгляд умных глаз произвели на Машу очень приятное впечатление, хотя она и ощутила некоторую столь не свойственную ей робость.
– Так ты у нас еще и профессор! – весело приветствовала Мишаню Кира, тем самым сразу сняв возникшее было напряжение. – Надо же сколько достоинств таится в одном человеке!
– Если бы ты знала обо всех…, – отшутился профессор, выходя из-за стола, чтобы поздороваться с девушками.
– Это Маша, о которой я тебе рассказывала, – представила подругу Кира. – Мне можно остаться?
– Да, но ненадолго, минут на пятнадцать. Думаю, Машеньке так будет комфортнее. Кира вкратце рассказала мне вашу историю, – обратился он к Маше, усаживая ее в кресло. – Пока мне этого достаточно, до поры, до времени мы возвращаться к ней не будем. Все начинается с мыслей, а мысли роятся в голове, – с этими словами он запустил руки в волосы Маши. Та вскрикнула и отпрянула от него.
– Да, все гораздо хуже, чем я предполагал, – задумчиво протянул профессор, вернувшись за свой стол.
– Кира, мы тебя отпускаем, но после сеанса Машу лучше не оставлять одну. Ты сможешь за ней зайти?
– Да, конечно.
– Ну тогда где-то через час, минут за пятнадцать до окончания сеанса я тебе позвоню.
– Мишань, мы справимся? – с нескрываемой тревогой спросила Кира.
– Да, конечно, но это займет какое-то время.
Михаил Николаевич, так звали профессора, вышел из-за стола и сел в кресло напротив Маши.
– Ну, милая, расскажи мне, где ты родилась и выросла? – ласково спросил он девушку бархатным голосом, совершенно непохожим на прежний.
– В поселке под Ростовом, – коротко ответила она.
– Мама, папа, сестры, братья – расскажи мне о них. У вас была дружная семья?
– Семья как семья, у меня нет сестер и братьев.
– Поведай мне, пожалуйста, о самом ярком воспоминании из твоего детства.
– Я без спроса взяла у матери из сумки деньги, а она вытащила меня за косы на улицу и стала орать, что у нее растет воровка.
– Но вы же потом помирились?
– А куда денешься… К тому же мне было десять лет, и я прекрасно понимала, что украла их, только вот почему-то думала, что она об этом не узнает.
– Ну а в целом у вас были хорошие отношения?
– В целом – да.
– А с отцом?
– Отец меня вообще никогда не ругал, но я большей частью жила у бабушки или у бездетной тетки, которая во мне души не чаяла, все пихала в разные кружки.
– А тебе это было интересно?
– Еще бы! Она была завучем в нашей школе, и я всегда исполняла главные роли в праздничных постановках.
– То есть ты была местной звездой?
– Можно и так сказать.
Михаил Николаевич долго расспрашивал Машу о ее школьных годах, и она сама не заметила, как стала рассказывать ему приключавшиеся с ней смешные истории.
На следующий день девушка вновь была у профессора, и он опять расспрашивал ее о детстве, акцентируя внимание на позитивных, светлых и веселых воспоминаниях, а неприятные и печальные научил ее стирать из памяти ластиком. Маша была поражена: как оказывается просто можно избавиться от любых неприятных воспоминаний!
На третий день они анализировали ее жизнь в Питере. Маша удивлялась своей откровенности, она рассказывала Михаилу Николаевичу обо всем, что происходило в ее жизни, в мельчайших подробностях. С каждым сеансом девушка чувствовала себя все лучше и лучше. Она понимала, что это заслуга исключительно Михаила Николаевича. Маша прониклась к нему абсолютным доверием. В сложившейся ситуации он был ее единственной надеждой выбраться из тупика, в котором она оказалась.
На пятый день перешли к загородному «дефиле», и это тоже трансформировалось в памяти Маши как воспоминание о смутном сне, и самое главное – не мучало ее больше. «Ведь жизнь, – как утверждал Михаил Николаевич, – это вовсе не боль, а совсем наоборот. Это счастье, экстаз, ощущение свободы».
И наконец через неделю они дошли до эротического шоу. Михаил Николаевич с трудом справлялся с эмоциональным потрясением от шокирующих рассказов Маши.
Эти воспоминания стереть резинкой не удалось, и профессор, прибегнув к телесной терапии, буквально вытягивал из Маши дурные мысли и ощущения.