Терпимость

Мы, современные жители протестантского севера, думаем о “церкви” как о здании, которое простаивает ровно шесть дней из каждых семи, и месте, куда люди ходят по воскресеньям, чтобы послушать проповедь и спеть несколько гимнов. Мы знаем, что в некоторых наших церквях есть епископы, и иногда эти епископы проводят съезд в нашем городе, и тогда мы оказываемся в окружении нескольких добрых пожилых джентльменов с воротничками, повернутыми задом наперед, и мы читаем в газетах, что они заявили, что выступают за танцы или против развода, а затем они уходят снова домой, и ничего не происходит, что нарушило бы покой и счастье нашего сообщества.

Мы редко ассоциируем эту церковь (даже если она ваша собственная) с совокупностью всего нашего опыта, как в жизни, так и в смерти.

Государство, конечно, – это нечто совсем другое. Государство может забрать наши деньги и может убить нас, если сочтет, что такой курс желателен для общественного блага. Государство – наш хозяин, наш господин, но то, что сейчас принято называть “Церковью”, является либо нашим добрым и надежным другом, либо, если нам случится с ней поссориться, довольно равнодушным врагом.

Но в Средние века все было совсем по-другому. Тогда Церковь была чем-то видимым и осязаемым, высокоактивной организацией, которая дышала и существовала, которая формировала судьбу человека во многих отношениях больше, чем когда-либо мечтало государство. Весьма вероятно, что те первые папы, которые приняли куски земли от благодарных князей и отреклись от древнего идеала бедности, не предвидели последствий, к которым должна была привести такая политика. Вначале это казалось достаточно безобидным и вполне уместно, чтобы верные последователи Христа даровали преемнику апостола Петра долю своих собственных мирских благ. Кроме того, существовали накладные расходы на сложную администрацию, которая простиралась от Джона о'Гроута до Трапезунда и от Карфагена до Упсалы. Подумайте обо всех тысячах секретарей, клерков и писцов, не говоря уже о сотнях руководителей различных департаментов, которых нужно было разместить, одеть и накормить. Подумайте о сумме, потраченной на курьерскую службу по всему континенту; о дорожных расходах дипломатических агентов, которые сейчас отправляются в Лондон, а затем возвращаются из Новгорода; о суммах, необходимых для того, чтобы содержать папских придворных в том стиле, который ожидался от людей, которые общались с мирскими князьями на основе полного равенства.

Тем не менее, оглядываясь назад на то, что отстаивала Церковь, и размышляя о том, чем это могло бы быть при чуть более благоприятных обстоятельствах, такое развитие событий кажется очень печальным. Ибо Рим быстро превратился в гигантское сверхгосударство с легким религиозным оттенком, а папа стал международным автократом, который держал все народы Западной Европы в рабстве, по сравнению с которым правление старых императоров было мягким и великодушным.

А затем, когда полный успех казался вполне достижимым, произошло нечто, оказавшееся фатальным для борьбы за мировое господство.

Истинный дух Учителя снова начал пробуждаться в массах, и это одна из самых неприятных вещей, которые могут произойти с любой религиозной организацией.

Еретики не были чем-то новым.

Несогласные появились сразу же, как только появилось единое положение веры, от которого люди могли отказаться, а споры, которые веками разделяли Европу, Африку и западную Азию на враждебные лагеря, были почти такими же старыми, как сама Церковь.

Но эти кровавые распри между донатистами и сабеллианцами, монофизитами, манихеями и несторианами едва ли входят в рамки этой книги. Как правило, одна сторона была столь же недалекой, как и другая, и выбор между нетерпимостью одного из братьев Ария и нетерпимостью последователя Афанасия был невелик.

Кроме того, эти ссоры неизменно основывались на некоторых неясных вопросах теологии, которые постепенно начинают забываться. Боже упаси, чтобы я вытащил их из их пергаментных могил. Я не трачу свое время на изготовление этого тома, чтобы вызвать новую вспышку теологической ярости. Скорее, я пишу эти страницы, чтобы рассказать нашим детям об определенных идеалах интеллектуальной свободы, за которые некоторые из их предков боролись, рискуя своей жизнью, и предостеречь их от доктринального высокомерия и самоуверенности, которые причинили столько ужасных страданий за последние две тысячи лет.

Но когда я достигаю тринадцатого века, это совсем другая история.

Тогда еретик перестает быть простым диссидентом, спорщиком с собственным любимым хобби, основанным на неправильном переводе неясного предложения в Апокалипсисе или неправильном написании святого слова в Евангелии от Святого Иоанна.

Вместо этого он становится защитником тех идей, за которые во времена правления Тиберия некий плотник из деревни Назарет пошел на смерть, и вот! Он предстает перед нами как единственный истинный христианин!

ГЛАВА VII. ИНКВИЗИЦИЯ