Terra Insapiens. Дороги

Поэт отложил книгу, закинул руки за голову, улыбнулся и поделился воспоминанием.

— В юности я придумал токайский язык, чтобы писать стихи на своём языке.

— Токайский язык?

— Я его так назвал.

— И зачем он вам понадобился?

— Все слова в известных языках использованы и затёрты. Я даже не говорю про рифмы, небанальных рифм не осталось, даже смыслы слов затёрты до невозможности их дальнейшего применения. Все слова разобраны, пронумерованы и привязаны. За каждым словом стоят тома, каждое слово вызывает рой ассоциаций.

— Ну и чем это плохо? Может, это придаёт дополнительную глубину?

— Дополнительную «глупину» — я бы так сказал… «Для поэта словарь — это список мёртвых слов», — думал я. — «Слово — предмет одноразового использования, как медицинский шприц. Если это не так, вы рискуете заразиться, бог знает чем».

— Хорошо, написали вы стихи на токайском языке. А как их поймут другие люди?

— Пусть изучат язык! Это их проблема.

— Ну… На свете столько поэтов. Если у каждого будет свой язык!

Артур махнул рукой, но попросил:

— Почитайте что-нибудь на токайском.

— Не стоит, — смутился Поэт. — Это будет звучать, как шаманское заклинание на непонятном вам языке. Да и я подзабыл его с тех пор.

На следующий день Поэт уже встал и вышел во двор — бледный, но весёлый. Обнялся с вернувшимся из Кардерлина Шутом. Шут выглядел довольным и счастливым, сыпал шутками направо и налево — видимо помирился с любезной Мартиной и её братцем. Поэт, размахивая руками, начал декламировать ему «Метаморфозы». Унять его удалось только Андрону, который стуча поварёшкой по кастрюле, позвал всех на обед.

Вечером Артур был свидетелем следующей сцены. Поэт в своих разбитых очках держал в руке листок и читал Шуту своё эссе о поэзии:

— Как сказал один великий немец: «Мир раскололся пополам, и трещина прошла по сердцу поэта».

— А я думал, она прошла по твоим очкам, — с иронией сказал Шут и уточнил: — Немец — это кто?

— Германец! — пришёл на помощь Артур.

— Надо же! — удивился Шут. — Они тоже стихи писать научились?

Календарная весна на удивление совпала с реальной. Первого марта ещё шёл снег, а второго уже выглянуло тёплое солнце и через пару дней зажурчали первые ручьи подтаявшего снега.

— Когда же уже придёт эта чёртова гроза! — Адам нетерпеливо расхаживал по двору и смотрел вверх, на рваные облака. — Хочется слегка перефразировать классика: люблю грозу в начале марта.

— Ничего пережили зиму, ещё пару месяцев как-нибудь переживём! — улыбнулся Артур.

Потеплело и все разошлись по своим комнатам. Артур помогал перетаскивать вещи. Он зашёл в комнату Маркуса и увидел его сидящим в меланхолии на полу.

— Что вы делаете? — спросил Артур, положив принесённую им постель на кровать.

— Я размышляю о природе вещей, — сказал Маркус, перебирая валяющиеся на полу безделушки — кубик Рубика, юла, игральные кости.

Артур удивлённо поднял брови, но ничего не ответил.

— Всякая вещь — кусочек мира. Вещи бывают круглые, твёрдые и ненужные, — как-то задумчиво, словно в прострации, говорил Маркус. — Они делятся на свои и сделанные человеком. Свои рождаются сами… Человек «полюбляет» вещи, потому что у них много общего. Они такие же странные и тоже часто ломаются… Когда мир ещё был маленьким, вещи могли отсутствовать. Но после он рос и вырос, и стало ему в себе пусто. Тогда появились вещи, и были они ненужные, а это было обидно. Время вертелось медленно, вещи молчали и думали: как же им стать нужными, как же им стать красивыми? Мысли вещей множились, толкались и беспокоились. Мир умножался количеством, что было ужасно скучно. И вот из тепла и движения, от скуки мёртвого мира, родился человек. Сначала появились глаза, и сразу — удивление. А всё остальное уже наросло потом.

Он поднял голову и посмотрел на Артура.

— Человек — это вещь удивлённая. И родился он от сомнения скучного мира вещей. Он вырос, встал на ноги, шагнул и пошёл прокладывать утоптанные дороги, раздвигая руками молчаливые вещи.

— Маркус, это вы философствуете или бредите? — поинтересовался Артур.

Маркус не обиделся, возможно, даже не понял вопроса. Он поднялся с пола и ногой осторожно придвинул все безделушки к стене. Затем подошёл к кровати и стал запихивать матрас под кровать. Артур ему помог. Он уже успел полюбить этого маленького несуразного человечка с оттопыренными ушами.

Загорелся свет — это Адам включил рубильник в подвале, — дело шло к вечеру. Маркус задрал голову и посмотрел на горящий светильник. Потом опустил голову и снова стал вслух размышлять:

— Человек приручил электричество, — как бы разговаривая с самим собой, сказал он. — Это дикий зверёк, живущий в проводах. Иногда он больно кусается. Человек заставляет его работать на себя. Он умеет делать свет и тепло, а человек не умеет. Но человек хитёр. Он сумел подчинить себе ближний мир. Он сделал рабами зверей и птиц. Он ловит рыбу в океане, как выкапывает картошку в своём огороде. И жарит их на одной сковородке. Покорные твари уже молчат. Человек обманул их. Он придумал своего Бога. И Бог за это ему обещал вечную жизнь и райские яблоки.