Terra Insapiens. Дороги

— Какие же это французы, — возмущался Андрон, — по-французски не понимают! Какие-то недоделанные французы!

— Вам надо было надеть бандану!

— Не понравилась мне она, — поморщился Андрон. — Как будто кто-то залез в мою голову и вместо меня говорит.

— Ты где пропадал ночью? — спросил Артура Паскаль. — Я хотел попросить твою лошадь — съездить в монастырь. Захожу к тебе вечером — тебя нет, захожу утром — опять нет.

— Я ночевал в шалаше в лесу.

— А-а, у этого ненормального? — спросил Паскаль. — Нет, я люблю ненормальных, сам такой, но это уже коронованный псих. Как-нибудь расскажу тебе одну историю, после которой я его обходил стороной, также как Писака обходит стороной меня… Ну и как он там поживает?

Артур рассказал ему про ночного волка. После чего сказал:

— А насчёт Звёздочки — бери, конечно. Даже не спрашивай. Только учти, что в монастыре уже новый аббат, и тебе лучше не попадаться ему на глаза.

Паскаль уехал в монастырь. Артур, искупавшись, вернулся в Замок, сел за столом возле «Мыслителя» и разговорился с Судьёй.

— Я решил, раз мы во Франции, выдвинуть обвинение против Робеспьера, — сказал Судья.

— Понимаю, — не стал удивляться Артур, — только как-то неудобно — он ещё не родился.

— Это будет судебный прецедент, — заявил Судья. — Он же, в конце концов, родится, совершит революцию, а потом якобинский террор. Вот за эти будущие преступления буду его судить.

— Французскую революцию почитают в современной нам Франции, — усомнился Артур. — Вряд ли можно её назвать преступлением. А террор, увы, неизбежное следствие любой революции.

— Я не француз, — настаивал Судья. — Англичане считали французскую революцию преступлением и воевали с армией Конвента. Так что мои предки меня бы поддержали.

— Робеспьер — это голова! — подключился к дискуссии Ньютон. — Революции случаются, когда у бунта есть голова, а у власти головы нет. Когда придёт сильный человек с пушками за спиной, вроде Наполеона, революции кончаются.

— И какое наказание к ещё не родившемуся Робеспьеру вы намерены предложить? — спросил Артур.

— Отложенное наказание — есть такой термин. Когда родится и окончит школу, отправить малолетнего Робеспьера в колонию для несовершеннолетних на один год. Даже если это не исправит его, он не сможет получить юридическое образование и стать главой Конвента.

— Ну, — призадумался Ньютон, — вполне гуманный приговор.

— Надо поставить машину времени на службу юстиции! — возмечтал Судья. — Представляете, как это здорово — наказывать за ещё не совершённое преступление! И наказание будет гуманным, и преступления можно избежать.

Артур с Адамом вышли прогуляться в сад и уселись в гамаке. Они разговаривали о Паскале. Чуть позже к ним подошёл Сократ.

— Вы слишком строги к нему, — сказал Артур Адаму. — Паскаль не сумасшедший, он ненормальный. Это совсем другая история. Он говорил мне: «Я знаю, что я неправильный. Но ведь могут быть исключения? Предположи, что я исключение. В этом нет ни обиды, ни заслуги — только факт».

— Дело не в том, что он неправильный, а в том, что больной, — возразил Адам. — У него в диагнозе стоит — маниакально-депрессивный психоз. Неправильных я люблю. Да и к сумасшедшим у меня нет отторжения. Сумасшедший, называющий себя Наполеоном, для меня осмысленней какого-нибудь Ивана Ивановича, называющего себя бухгалтером.

— Я не врач, — настаивал Артур, — но я общаюсь с ним достаточно долго — нет у него никакого психоза. Депрессия бывает, мания в поисках «Сокровенной книги» — допустим, а психоза никакого я за ним не замечал.

— Ну, значит, у него маниакально-депрессивный «непсихоз», — улыбнулся Адам. — Скажи Хозяину, когда он вернётся, чтобы исправил диагноз.

— Нет, он не сумасшедший, — упорно защищал друга Артур. — Он ненормальный. Я уже научился различать эти понятия. Ненормальность нарушает общепринятые правила, но не является болезнью.

— Правила — это такая лукавая штука, — заметил подошедший Сократ. — Правила обязуются иметь исключения. На правилах этот мир стоит, на исключениях он живёт. Правилом всё держится, исключением всё движется.

— Не считаю себя всеведущим мудрецом и не сужу людей, — добавил он. — Если кто-то не знает мне очевидных вещей, живёт не так, как я считаю должным для человека, — это не значит, что он прожигает жизнь зря. Возможно, он учится чему-то другому в этой жизни, чему-то, что не мешало бы знать и мне. Мы просто сидим на разных уроках в школе жизни.

— Чему он учится, сидя за своим ноутбуком часами? — сердито сказал Адам. — Ищет смысл в бессмысленной куче цифр.

— Он показал Шуту кино на ноутбуке, — попробовал успокоить Адама Артур. — Шут качал головой и цокал языком. «Ну надо же — что придумали! А поговорить с ними можно?» И показал рукой на актёра. Мы объяснили ему, что это только картинки. Он расстроился. «А я думал, они живые. Ещё удивился — как вы их в такой маленький ящик запихнули?»

— Мне нравится Шут, — усмехнулся Адам. — Я люблю людей с чувством юмора и тонкой иронией. Ирония — это здоровое отношение к миру.