— Интересно, интересно — что бы вы хотели визуализировать? — поддел Писателя Паскаль. — Неужели опять Достоевского?
— Да ну вас! — отмахнулся Писатель. — Я бы придумал себе женщину своей мечты и провёл бы с ней ночь. Кто от этого может отказаться?
— Хотел бы я посмотреть — как выглядит женщина вашей мечты? — продолжал подзуживать Писателя Паскаль. — Она похожа на ту медсестру, что подсунула вам слабительное вместо лекарства?
— Да ну вас ещё раз! Что он ко мне пристаёт? — обиделся Писатель.
— Слушай, Писатель, — сказал Андрон, — а у тебя в романе эротические сцены есть?
— Ну, есть, — слегка нерешительно и смущённо ответил Писатель. — Я пишу многогранный, универсальный роман. И ничто человеческое мне не чуждо.
— Давай, прочитай что-нибудь… эротическое, — попросил Андрон. — Может, сны потом весёлые приснятся.
— Не буду, — буркнул Писатель. — Я вам не Мопассан какой-нибудь. У меня даже эротика с философским подтекстом.
— Это как? — удивился Андрон.
— Вам не понять, — ответил Писатель и отвернулся.
— Всё! Давайте спать! — приказал Адам. — Отбой!
Все замолчали и вскоре ночную тишину заполнило ровное дыхание засыпающих.
Маркус вздохнул и сказал:
— Я вот в детстве боялся засыпать. Думал, вдруг засну, и во сне забуду дышать.
— Это автоматический процесс, — успокоил Маркуса Ньютон. — Об этом можешь не беспокоиться.
Через пять минут все уже спали без задних ног. Только Ньютону не спалось, он разглядывал звёзды и от бессонницы в голову лез всякий вздор, вроде того, что же такое — эти загадочные «задние ноги»? И есть ли ещё «передние»?
Изучая латынь, Паскаль с Поэтом читали «Географию» Страбона. В монастырской библиотеке Поэт позаимствовал книгу на латыни, разумеется, с разрешения Мессии, а Паскаль нашёл в книжных шкафах Хозяина переводное издание. Теперь они читали по одному предложению из обеих книг, и такое обучение оказалось эффективным.
— Много нового узнаю. Вот послушай! — обратился Паскаль к вошедшему Артуру.
«Что обитаемая земля есть остров, можно заключить из свидетельства наших чувств, а также из опыта. Везде, где человеку возможно было проникнуть до самых пределов земли, находится море, которое мы и называем океаном. Там же, где этого нельзя воспринять чувством, убеждает разум».
Поэт гордо заявил:
— Страбон утверждал, что поэты были первыми философами, а тогда так называли вообще всех людей учёных.
— Где ты эту книгу откопал? — поинтересовался Артур у Паскаля, рассматривая здоровенный фолиант в обложке из овечьей кожи.
— В монастырской библиотеке. В монастыре неплохая библиотека. Между прочим, я в ней нашёл полный текст «Сатирикона» Петрония. До наших времён он не дошёл.
— «Сатирикон» в монастыре?!
— Да, да! — подтвердил Поэт. — Монахи — они такие. В каком-то смысле — средневековая интеллигенция.
— Тоже мне — интеллигенция, — усмехнулся Паскаль. — Монах, читающий «Сатирикон» — это всё равно, что евнух, листающий «Плейбой».
Лето подходило к концу, и друзья старались использовать его без остатка. Целыми днями они валялись на «пляже», как называли очищенный от камней кусочек берега, купались, загорали, ловили рыбу.
— Если Гомера почитать или Рабле, то на каждом острове свой король, — заявил Паскаль, оглядываясь вокруг. — А на нашем острове — кто король?
— Раньше был Хозяин, а теперь у нас демократия, — предположил Андрон, выходя из воды и обтираясь полотенцем. Он присел на песок рядом с друзьями.
— Демократия? — задумался Паскаль. — Тогда надо проводить собрания и голосовать по любым вопросам. А мы, по-моему, всё передоверили Адаму. Как он скажет, так и будет. Так что у нас скорей тирания или просвещённая монархия.
— Я не против просвещённой монархии, — улыбнулся Артур. — Но где взять просвещённых монархов?
— Надо вернуться к традициям римской республики, — сказал Андрон. — Ничего лучшего с тех пор не придумали. Рим стал великой империей именно во времена республики.
— Если бы это было так, не было бы гражданских войн Мария и Суллы, Цезаря и Помпея, — вспомнил историю Артур. — Республика была хороша для маленькой, однородной страны. А когда Рим разросся от Англии до Египта, республика начала разваливаться. Империей может управлять только тиран — монарх или император.
— Значит, ты монархист, а я республиканец, — рассудил Андрон. — А ты за кого? — обратился он к Паскалю.
— Я ни за белых, ни за красных, ни за коричневых, ни за чёрных, — сказал Паскаль. — Я за человека.
— Не понял, — недоумённо посмотрел на Паскаля Андрон, — ты аполитичный или прекраснодушный? Впрочем, и то, и другое — глупость. Рано или поздно всегда приходится выбирать один из цветов. Сам не покрасишься, так тебя покрасят.
— Я могу выбирать только между голубыми и зелёными, — сказал Паскаль. — Если ты понимаешь — о чём я?
— Не-е, — помотал головой Андрон, — не понимаю… Но голубых я точно выбирать не буду.
— Странные мы какие-то Попаданцы, не типичные, — размышлял Паскаль. — Сидим на попе ровно, не пытаемся прогнуть этот мир под себя. Мечтаем только сбежать отсюда.
— Почему же, Демон в этом смысле типичный Попаданец, — возразил Артур. — Он как раз хочет захомутать этот мир.