Территория Бога. Пролом

О, я уже перестал этому удивляться — люди шли ко мне, как козырные карты к Володе Штеркелю, восемнадцатилетнему немцу из вишерского Лагеря, который проиграл всего один раз, всего один… Но проиграл он всё. И ушел в черную вишерскую яму.

Черная яма

И вот опять я стою на этой горе, разглядывая след босой ноги того самого великана, именем которого и названа вершина, — Полюд, Полюдов Камень, синий плавник кряжа. Пятьсот метров над уровнем моря, но не тех первобытных вод, которые рассекались хрящевыми акулообразными рыбами во времена царившего здесь пермского периода. Уже не море, а молчащая бездна лежит под ногами.

А про великана Полюда — это, конечно, легенда, и след в скальной глыбе выщерблен ветром, вымыт дождем. Но вот я думаю, что легенда — не только фантазия народа, энергия воображения. И не всегда только древняя история.

На северо-востоке Полюдов кряж рассекается холодным и узким лезвием реки, оголившей на том берегу стометровую скальную сказку о другом богатыре — Ветлане. Солнце поднимается над тайгой из-за далекого языческого Камня Помянённого. А на самом юге видны старинные церкви Чердыни — города, где сходил с ума Мандельштам: «Чернолюдьем велик, мелколесьем сожжен пулеметно-бревенчатой стаи разгон».

Тут, на вершине Полюда, сохранился фундамент, как утверждают, часовни, в которой сосланные монахини замаливали свои грехи — поближе к небу отправляли оступившихся невест божьих, подальше, к черту, в черные ямы — опальных бояр. Опять как у Осипа Эмильевича: «Чтобы в них татарва опускала князей на бадье».

На северо-западе, там, где стоит исторический Ныроб, бывший когда-то таежным погостом, закончил свои молодецкие дни окольничий Михаил Романов. Об этом колдовском деле Смутного времени многие помнят — что в Москве, что в Ныробе. Крапленым царям всегда было чего бояться. Поэтому поверил Борис Годунов предсказателям, что скипетродержец государства будет из рода Романовых. Тогда и велел подбросить в казну этих бояр мешок с кореньями и травами, чтоб обвинить затем братьев в чародействе с целью погубить Бориса. Старшего брата, Фёдора Романова, постригли в монахи, Александра отправили к Белому морю, Ивана — в Пелым, Василия — в Яранск, а Михаила — сюда, в Ныроб.

Такая вот уголовная история…

Илья Михайлович Кожевников, бывший начальник милиции, качает головой и недовольно щурится, глядя за окно и не выпуская уже потухшую сигарету. На плечах северного ветра в город въезжал сентябрьский снег, как и в том далеком году, в первом его месяце, ведь на Руси год начинался осенью.

— Эх, непогода разгулялась, а жаль, сходили бы хоть сейчас на то болото за рекой, — кивнул Илья Михайлович в сторону Вишеры.

В Ныробе, где тогда жило всего шесть семей, вырыли глубокую яму, покрыли ее плахами и засыпали землей. И спустили боярина в эту могилу. В кандалах — на шее, руках и ногах, связанных между собою цепью. Так описывал эти события дореволюционный краевед Н. П. Белдыцкий.

Илья Михайлович утверждает, что опросил десятки свидетелей — так профессионально он называет ораловских старожилов, с которыми встречался в течение двадцати лет. Поддержим его и скажем так: эти показания очень похожи на легенду. Но Кожевников верит — три столетия дома Романовых или восемьдесят лет назад для него не сроки. Да и кто сегодня будет утверждать, что наши сани едут по прямой? А в чужие, дай бог, чтобы мы больше не сели.

Вскоре после начала Первой мировой войны, поздней осенью 1914 года, на территорию Чердынского уезда Пермской губернии прибыл груз, который, вероятно, был доставлен сюда водой, то есть Волгой, Камой и Вишерой. Ораловские мужики утверждали, что везли его из Греции целых три года — и все равно не успели к торжественной дате. Завершающий отрезок пути должен был пройти мимо Полюдова Камня, затем через деревню Оралово на Чердынский тракт — и в Ныроб, конечный пункт.

Через год после спуска в яму Михаил Романов, племянник Анастасии, первой жены Ивана Грозного, преставился. Возможно, был удушен начальником стражи. Позже пришедшие к власти Романовы объявили забытый Богом уральский погост святым местом, а жители его получили «обельную грамоту» — освобождение от государственных налогов за милосердное отношение к узнику.

До Чердынского тракта, того самого, по которому шли санные обозы (читайте Мамина-Сибиряка), объемный груз, обшитый дощатой рубашкой, намечалось везти по зимнику — это километров двадцать. Груз поставили на сани, и двадцать лошадей, понукаемые ораловскими мужиками, тронулись в путь.

Примерно в одной версте от берега Вишеры дорога резко уходила вправо, огибая топь небольшой, с полсотни метров, петлей. Тащить сани по такой крутой кривой показалось, видимо, делом опасным или вообще невозможным. Поэтому решено было проложить по болоту лежневку, стлань из бревен, и двигаться напрямик, никуда не сворачивая. Всего-то метров тридцать или чуть более.