Территория нелюбви

— Кажется, тебе нравится, когда я тиран. Думаешь, я позволю тебе экспериментировать и сравнивать меня с кем-то, маленькая пиявка? — его руки больно меня сжимают, а зубы прикусывают шею. — Я полечу с тобой.

Глава 25.1 Аика и Кирилл

Айка

Остановись, мгновенье!..

Мне кажется… Нет — я совершенно точно это знаю — подобного со мной больше никогда не случится. Это ведь надо, чтобы всё совпало — весь этот рождественский коктейль из запахов, звуков и ощущений… И я плыву в нём, лечу, парю и падаю в крепкие надёжные руки. Они обнимают меня, гладят, сжимают и оберегают. Кажется, так много рук… и я полностью умещаюсь в больших ладонях Кира. Его серый, до неузнаваемости потемневший взгляд ласкает, бесстыдно и жадно ощупывает меня… будто проникает под кожу, заставляя клокотать в венах кровь. Губы отрывисто шепчут моё имя… ещё и ещё!.. И ярко-оранжевое солнце вибрирует на горизонте в такт нашему безумству. ОН догоняет меня прежде, чем окружающий мир обретает чёткие очертания, и я начинаю распознавать запахи и различать звуки… И прежде чем солнечный нектарин тонет в почерневшем океане, погружая мир в рождественские сумерки.

— Айка, ты совершенно безбашенная, — с восторгом шепчет Кир мне в шею.

— А ты? — я улыбаюсь и ерошу его взмокшие волосы. — Разве ты не со мной?

— С тобой… Я с тобой совсем мозгами поплыл. Чёрт, это ж общественный пляж! Нас с тобой депортируют за аморалку, если обнаружат, — это запоздалое предостережение он произносит так громко и весело, словно намерен исправить положение.

— И никакой это не пляж, а кусты! — я освобождаю Кира от своих обезьяньих объятий и обретаю твёрдую почву под ногами. — А раз кусты тоже общественные, то отчего бы ими не воспользоваться.

— Дожил! В кустах я ещё ни разу не отмечался, даже когда пацаном был, — довольно говорит он и пытается справиться с завязками от моего купальника, чтобы придать мне первоначальный вид — докустовный! И вдруг начинает ржать. — Айка, ну ты могла хотя бы шапку снять?!

— Ой, не привередничай! Кажется, она тебе не слишком мешала, — я поправляю красный колпак на голове и, проверив, что все стратегические места прикрыты, начинаю выбираться из кустов. — А где же ты отмечался, когда был пацаном? М-м? Колись!

Конечно, Кир и не думает отчитываться за свои сексуальные подвиги, но я не сдаюсь:

— Ну, свой первый оргазм ты же наверняка помнишь?

— А как же! Я, кажется, тогда в пятом классе учился… — и, глядя в мои округлившиеся глаза, Кир мечтательно добавил: — Незабываемые ощущения! Только жаль, что я был один.

Наш смех так органично вплетается в шумную атмосферу праздника… И так странно диссонирует с той ноющей болью, что поселилась в груди. Я уже надорвалась этим дурацким смехом, но не могу остановиться. И от этого веселья, от счастливых глаз Кира становится ещё больнее. Я смотрю на него — запоминаю, впитываю…

Вот именно так должен смотреть мужчина на свою женщину… Всегда! А разве бывает что-то всегда?

25.2

Кирилл

Полный абзац!

То самое состояние, когда выражение «здравый смысл» напрочь лишается здравого смысла из-за несовместимости с безумием, спалившим мои мозги. По хрену все эти нормы морали — я как необузданный жеребец готов спариваться везде, где только придёт в голову моей шальной чувственной самочке. И спальня — это последнее место, где можно этим заняться. Скучно, мля!.. То ли дело — кусты, подворотни, кабинки лифта, крыши… И нет же — Айке не нужны свидетели — её заводит опасность!.. даже, кажется, в большей степени, чем я сам. Вот же попадос!

Но я ведусь… Только бы видеть этот дикий огонь в чёрных глазах, целовать её сочные губы и позволять целовать себя, кусать, царапать и безраздельно владеть моим джойстиком, качая и вспенивая кровь, вызывая тахикардию и поджаривая мой мозг.

Зависимый больной придурок!

Как же я люблю её смех! Протягиваю руку и глажу по нежной щеке, шее… Но, кажется, на сегодня лимит нежности исчерпан. Айка морщится и взбрыкивает, как норовистая кобылка. С ней надо по-другому — схватить грубо, сжать до хруста, волосы на кулак намотать!.. Вот тогда она моя — отзывчивая и послушная. А я сломать боюсь, такую маленькую… И понимаю — не научусь её укрощать — меня сожрёт этот ангелочек.

— Я вас потеряла, извращуги! Где вы шоркаетесь? — налетела на нас рыжая ведьма в красном колпаке. — Погнали с Санта-Клаусом фотографироваться!

Вот оно — есть! А я всё думаю, что ж такого важного я забыл!

Домой мы возвращаемся уже за полночь под громкое и нетрезвое Сашкино пение: «И-и-и уносят меня, и уносят меня в звенящую снежную да-аль три белых коня, эх, три белых коня — декабрь, январь и февра-а-аль!» Австралийцы — народ весёлый — подпевают кто во что горазд. Но гулкие одинокие аплодисменты внезапно прерывают нашу солистку, а звук, отталкиваясь от бетонных небоскрёбов, разносится по округе многоголосым эхом.