Территория нелюбви

— А в августе, когда мне уже стукнет восемнадцать, я обязательно выкрою дней пять… Нет — целую неделю! И мы рванём с тобой к морю. Ты же хочешь на море, Ричи? А что, закадришь там блондинистую чайку…м-м? И оторвёмся с тобой по полной, да?

Но вместо ответа Ричарда из коридора звенит истеричный мамин голос:

— …Но не в городской же квартире держать эту тварь!

Сама ты тварь!

— Ты не волнуйся, это не оскорбительное слово, — спешу успокоить Ричи, старательно абстрагируясь от маминого голоса. — Вообще-то, все мы божьи твари… И я тоже, и девчонки, и живность всякая… И мама…

Хотя она вряд ли божья…

В отличие от Стешки, меня не особенно умиляют представители фауны — ну звери и звери. Я отношусь к ним, как к людям, только другой расы и признаю их право на свободу.

— Ричи, я не понимаю, почему люди считают себя вправе уничижительно обращаться с животными? Чем мы сами лучше них? Ведь в мире людей так же, как и в животном мире, сильные уничтожают слабых. И порой звери и птицы оказываются намного милосерднее людей. А мы истребляем их, неволим… Разве это правильно?

— Правильно! — мрачно подтверждает Ричард, поддерживая диалог.

— Нет! — настойчиво возражаю. — Это как если бы на Землю вдруг напали огромные многорукие инопланетяне с какими-нибудь невероятными способностями… ну, телепатическими, например… и сверхмощным оружием. И что бы мы, люди, смогли противопоставить этим монстрам? Вот именно — только характер и зубы. Так и для вас люди — это жестокие и опасные монстры. Правильно?

— Правильно!

— То-то же. Может, беда в том, что вы плохо понимаете наш язык? Но ведь мы тоже вас не понимаем… Значит, не такие уж мы и умные… А в пищевой цепочке почему-то занимаем верхнюю ступень. А знаешь, я думаю, всё вы понимаете… Да, Ричи? Ты же всегда чувствуешь, когда мне плохо… А вот мама — нет.

Что даёт нам родство крови? Тепло, защиту?.. Нет. Оно предоставляет законное право разорить твоё гнездо, превращая близких людей в алчных стервятников. Лишь родство душ имеет значение.

В телефоне тихо пиликает сообщение, и, даже не заглядывая, я знаю, что это Кирилл. Кирилл Андреевич. И уже бог знает какое непрочитанное сообщение.

Не сегодня.

— Ты, Ричард, мой самый близкий родственник, — я ловко сцапываю не успевшего удрать ворона и крепко прижимаю к своей груди. — Теперь только ты…

За дверью раздаётся какой-то грохот, неуместный смех рыжего придурка и испуганный визг мамы:

— Не смей ему звонить, дура! Не вздумай, Шурка! Я же только вам… Ой, сучка, Пашка же меня убьё-от!

12.9

Рябинин звонит весь день, а я весь день работаю. И чем дольше он звонит, тем сильнее я занята. Девчонки тоже трезвонят постоянно. Вчера, судя по истеричным причитаниям мамы, Алекс позвонила-таки Пал Ильичу. Вот и выясняли бы у него сразу, кому и за что он платит, а я сыта этим бредом. В спасительный сон я провалилась очень вовремя, так и не узнав, чем завершились вечерние прения.

А рано утром на меня обрушилась Стешка. Порхала за мной по пятам и щебетала, что с кем бы у меня не приключились отношения, я всё равно останусь их любимой Айкой. А я кивала в ответ. Кажется, они меня так и не услышали.

Теперь обе донимают меня звонками, и всё время по какой-то ерунде — «Айчик, а что ты хочешь на ужин?» «Ай, а ты во сколько сегодня приедешь?» «А ты не знаешь, где у нас молоток?» Знать бы, что искомый предмет опустится на рыжую голову «наследничка», накупила бы с запасом. Вызовы девчонок я всё же не смогла игнорировать, но, благо, мне есть на что сослаться.

Сейчас в моих руках самый приятный и благодарный пациент. Работать с таким телом одно удовольствие. Этот парень не отнимает мои силы, не кряхтит и не подвывает… Уже двадцать минут он улыбается мне, и я не могу сдержать ответной улыбки.

— Айя, у Вас золотые руки! Почему же мы раньше к Вам не обратились? — мамаша моего полугодовалого пациента, наконец, расслабилась и теперь выносит мне мозг болтовнёй. — Вы, наверное, очень любите детей?

Очень не люблю!

Честно говоря, до этого момента детей мне доверяли лишь дважды — трёх и пяти лет. Отвратительные существа! И оба раза мне хотелось забить им в рот кляп и побольнее ущипнуть за задницу, чтоб уж по делу орали. Но к этому малышу у меня нет претензий. И, кажется, я впервые получила кайф от нелюбимой работы. Получила бы, если б эта клуша не насиловала мой слух.

А ещё через двадцать минут я смываю с рук детское масло и вношу улыбчивого парнишку в расписание на ближайший месяц. И — о, счастье! — уношу свои уши прочь от его неумолкающей мамаши. Уверена, что с ней пацан к трём годам тоже станет нервным и дёрганным.