Терской фронт (СИ)

— Представь мое удивление, — как ни в чем не бывало, продолжает турок. — Когда посреди этой базы я обнаруживаю поставленный еще до войны памятник. Правда, он оказался слегка поврежден: кто-то из Непримиримых, скорее всего, когда они ломали крест на могиле, пострелял по могильной плите из автомата, сколов часть надписи и фотографии. Но дата смерти, почти вся фамилия и даже часть портрета — уцелели. Должен тебе сказать, ты здорово похож на своего отца.

Охренеть! Вот это я понимаю — крутил, крутил, да и выкрутил!

— И знаешь, — в голосе полковника я уловил уважение. — Даже учитывая, что мы с тобой враги, твой поступок — поступок мужчины. Так помянуть своего отца и его товарищей смог бы не каждый.

Что ж, о моем истинном происхождении, Атмаджа-эфенди не догадался, в противном случае одному Аллаху ведомо, что бы со мною сделали. Скорее всего, в какой-нибудь турецкой лаборатории на запчасти бы разобрали, как ту морскую свинку. К счастью, полковник считает меня местным, каким-то очень серьезным диверсантом. И какую выгоду из этого я могу извлечь?

— Ну, хорошо, просчитали вы меня, — подаю я голос после некоторых раздумий. — Но зачем было на меня такую охоту устраивать? Вон, на колонну напали, кучу людей потеряли, и что, только чтобы на меня поглядеть?

— Не льсти себе, — обнажает белоснежные зубы в улыбке Кылыч. — Колонну «закрыли» вовсе не из-за тебя. О том, что ты там мы вообще не знали. Но, так удачно получилось, что командовавший засадой офицер знал и о моем к тебе интересе, и о том, как ты выглядишь. Да-да, фотографию твою с удостоверения я тоже раздобыл…

Ничего себе! Какой осведомленный у господина полковника «крот». Эх, блин, добраться бы до Исмагилова с такой-то информацией, наверняка не так уж много народа к моему новому личному делу доступ имело. Но, Олег далеко, и добраться до него — та еще задачка.

— Пусть так, все рано, этот самый лейтенант обо мне знал. И имел приказ, если встретит, брать живым. Кстати, чем это он меня так приласкал?

— Обычный спецбоеприпас для полицейского помпового дробовика. Контейнер с песком, такими еще дверные замки выбивают. Слыхал?

— Приходилось, — согласно киваю я, морщась и легонько потирая левый висок. — Ладно, вернемся к тому, с чего начали. Зачем это все? Неужели только для того, чтобы вы со мною тут немного побеседовали?

Благодушная улыбка исчезает с лица полковника, и он становится серьезным.

— Не только, господин лейтенант, не только. Специалистами такого уровня у нас разбрасываться не принято.

— В каком смысле? Что вербовать будете?

— Скажем так, — Кылыч снова подкручивает свой ус. — Предлагать сотрудничество. Не буду скрывать, хорошему профессионалу нашего с тобою профиля применение всегда найдется. Даже если не на передовой, то в учебном центре. Убитый тобою под Ведено американский морпех — далеко не единственный иностранец в нашей армии. И до ядерной войны в Турции были американские военные, которые потом присоединились к нам, да и в Грузии, когда стало ясно, что тамошние вояки годятся разве что на смазку для траков наших танков, очень многие иностранные инструктора, обучавшие грузин, быстро сделали правильный выбор. Нет, не все, конечно. Были и те, что против нас воевали.

Полковник взглядом указал на висевшие на стене американские карабины.

— Вот только кончилось все для них плачевно…

— Нет, что-то не хочется мне под зеленые знамена Пророка вставать…

— Какие знамена? Какого Пророка? — турок саркастически морщится. — Я тебя умоляю! Не стоит нас равнять с местными дикарями. Турция — светское государство. Заметь, самое сильное из ныне существующих. С мощной армией, развитой промышленностью и Целью.

Последнее слово он прямо-таки выделил голосом, чтобы я понял, что речь идет именно о Цели с большой буквы.

— И что же это за Цель?

— Великий Туран, — с пафосом отвечает он. — Огромная и великая держава, которая сплотит и объединит все тюркские народы, пережившие катастрофу, и поведет их в светлое будущее.

Ой, блин, как тут все, оказывается, запущено! Тут, оказывается, буйным цветом национализм на грани фашизма…

— Слышал-слышал, пан-тюркизм, Великий Туран, «Серые волки»[137]…

— Надо же, действительно слышал, — удивленно приподнимает бровь Кылыч. — Признаюсь, ты меня снова удивил!

— Ну, а как быть не тюркским народам? Они каким-то образом в вашу великую державу вписываются?

— А им останется либо признать свою подчиненную роль, либо освободить жизненное пространство для других.

Угу, зашибись, то есть — либо в рабский барак, либо в компостную яму. Шикарный выбор!

— А если не захотят?

— Послушай, Михаил, — впервые с начала разговора полковник называет меня по имени. — Ты же военный человек. Так зачем ломаешь эту комедию? Те, кто не захотят — исчезнут. Историю в школе учил?

Я киваю.