— Про судьбу Римской Империи помнишь? Те тоже были сильные и могучие, сами утопали в роскоши, а всех вокруг обдирали… Чем закончилось? Что характерно: и для второго, и для третьего Рима все кончилось тем же самым. Одни воспоминания остались. И что забавно, у вас же, у русских, поговорка была: «Москва — третий Рим, а четвертому — не бывать», Вот тут я полностью согласен. Хватит! Именно вы, христиане, обвиняли мусульман во всех грехах, и все лишь для того, чтобы прибрать к рукам бесплатно то, что принадлежало нам. Вы жирели когда у нас дети от голода умирали. А потом, как помойные псы, перегрызлись и перебили друг друга, и чуть не угробили весь мир, просто так, за компанию. И после этого мы должны с вами церемониться? Да с чего бы это?! Но, повторюсь, мы — не дикари и не фанатики. Если есть люди, способные принести пользу, то убивать их — неразумно. И мне кажется, что ты вполне можешь стать одним из таких людей. Согласишься — и тебя уже завтра отправят на нашу базу в Эрзерум. Врать не буду, сначала за тобою будут приглядывать. Но потом, если сможешь заслужить доверие… Опять же, я не предлагаю тебе, как ныне покойному сержанту Броуди, должность командира диверсионного отряда. Тебе не придется лично убивать своих соотечественников. Ты будешь инструктором, тренером, учителем, если на то пошло.
— Ну, да. Я в своих друзей стрелять не буду, это за меня мои ученики сделают. Так выходит? — хмуро бросаю я.
— И что? — искренне удивляется Кылыч. — Если я все правильно помню, то ваш конструктор Михаил Калашников не очень-то переживал из-за того, что из его автомата убивают людей по всему миру. Он хорошо делал свое дело, а все остальное — не его проблемы.
Вот ведь задачка… И как теперь быть? Соглашаться, а потом при первой же возможности — «на рывок»? Так далеко не факт, что такая возможность в дороге появится. А из Эрзерума сбежать — вообще из области фантастики. Местности не знаю, языка не знаю, ни оружия, ни еды… Короче, такие варианты даже в кино и в книжках не прокатывают. Попробовать время потянуть?
— А время на размышления у меня есть?
— Минут пять дам, — с невозмутимым лицом отзывается полковник.
Вот скотина! Мысли, словно белки в колесе, вихрем носятся в голове. Нет, соглашаться нельзя. А если откажешься, то, скорее всего, шлепнут тебя, Михал Николаич, у ближайшей подходящей стенки, или вообще в Ведено отдадут. То-то там народец рад будет. Твою ж маму! Одна остается надежда, что Эли про меня не забудет. А иначе — точно крышка. Почему-то вспоминается фраза Владимира Высоцкого из древнего, виденного еще в детстве фильма «Интервенция»: «Сигарету можно взять, а вот от жизни придется отказаться». Поднимаю глаза на замершего в ожидании полковника.
— Нет, Атмаджа-эфенди, я от вашего щедрого предложения, пожалуй, откажусь. Что-то мне в убийстве русских людей участвовать даже в качестве дрессировщика в вашем «зверинце» не охота.
Кылыч долго и пристально смотрит мне в глаза, но не выдерживает и отводит взгляд первым.
— Что ж, выбор сильного человека… Не одобряю, но уважаю… Надеюсь, ты понимаешь, чем этот отказ для тебя обернется.
— Отлично понимаю.
— И не страшно?
— Глупый вопрос. Смерти только клинические идиоты не боятся. Только бывают в жизни такие моменты, когда смерть — далеко не самый хреновый выход.
— Да уж, — удивленно мотает головой полковник. — Вот теперь я готов поверить в любые истории про русский спецназ. Аллахом клянусь, я бы так не смог.
Я только развожу руками, мол, ничем помочь не могу.
— Ну, если так, я тебе подарок сделаю, как солдат солдату. В Ведено я тебя не отдам — обойдутся. И над телом твоим глумиться не позволю. Похороним, как положено.
— А каким макаром казнить будете? — решаю до последнего держать форс я, хотя состояние сейчас самое что ни на есть препоганейшее.
— Умрешь, как и положено солдату, — отвечает мне ставший враз каким-то преувеличенно серьезным Кылыч. — От пули.
— И на том спасибо, — невесело ухмыляюсь я. — А то как-то никогда мне не нравилась идея быть зарезанным, как баран. Ладно, славно поговорили, пойду я, наверное. Перед казнью бы выспаться не мешало.
Встаю и не спеша направляюсь к двери, возле которой по-прежнему стоят двое охранников.
— Нет, вы русские — точно все сумасшедшие, — бросает мне вслед турок.
— Ты даже не представляешь, на сколько, — не оборачиваясь отвечаю я и выхожу из кабинета в коридор.