Тертый шоколад

— Жень, у тебя опять такой несчастный вид, как будто ты во всем винишь себя, — проворчала Варежка. — Томка сама за себя отвечает, а ты ей не мать, чтобы так переживать. Лучше меня пожалей!

Варежка посреди сессии собралась сдавать на права. Говорит, другие экзамены не только не мешают, а, наоборот, настраивают на нужный лад. Теперь она каждый день, сразу после автошколы, приходит жаловаться на жизнь. Зрелище занимательное: я за столом пытаюсь силой мысли уменьшить список по зарубежной литературе, а Варя жестоко избивает диванную подушку и орет дурным голосом. Ее инструктор по вождению, Константин Карпович (ученики нежно называют его Кирпич), твердо придерживается принципа «бабу за руль пускать нельзя». При этом в группе у него занимаются исключительно девушки. Варежка сначала думала, что он попросту садист, но оказалось, все гораздо сложнее. У Кирпича целый комплекс навязчивых идей под кодовым названием «баба — дура». И цель его жизни — довести как можно больше женщин до бесправного состояния (то есть оставить без водительских прав).

Несчастная Варя за малейшую ошибку получает от Кирпича полный презрения взгляд и лекцию о мужском превосходстве.

— Сегодня забыла поворотник включить, так он заставил припарковаться и минут двадцать вещал: «Вам, бабам, дома нужно сидеть, детей рожать, борщ варить». Какая я ему «баба»?!

Варежка снова попыталась задушить подушку, но сломала ноготь и заорала еще громче:

— Не хочу борщ рожать и детей варить!!

Она и без автошколы неплохо водила (тренировалась на мамином джипе), но решила проверить свои знания перед экзаменом в ГИБДД. Самое страшное, что теперь Варе придется сдавать вождение именно Кирпичу. Нормальная девушка сбежала бы от него на второй день и нашла вменяемого инструктора, но Варежка пошла на принцип. Если Кирпич — женоненавистник, то она — феминистка, каких мало. Придушит все мои подушки, но своего добьется и навсегда убедит инструктора в женском превосходстве. Она даже начала сочинять дома ответные речи про то, кто действительно слабый пол, а кто прикидывается по доброте душевной.

Сегодня великий и ужасный день сдачи на права. По совместительству мы сдаем еще и экзамен по зарубежной литературе. Пять эксклюзивных диванных подушек разорваны в клочья. Варя трясется на кухне с чашкой чая и явно пытается понять, какой предмет мебели можно избить без ущерба для маникюра. Видимо, они с Трюфелем сговорились, потому что он за ночь погрыз ножки у всех стульев, а теперь пытается выдернуть табуретку из-под Варежки.

— Все, пора, — глухим голосом сказала она и резко встала.

Трюфель от неожиданности протащил табуретку через всю кухню.

Я так переживаю за Варежку (и теорию о женском превосходстве), что даже не могу учить билеты по зарубежке. Прошло целых два часа, а она до сих пор не звонит. И Томка пропала. ИЛ встречается с самой стервозной девушкой на курсе. У меня есть куча поводов для депрессии, а поговорить не с кем. Бабушка разругалась с Ликой, когда та не пришла домой ночевать; сказала, что с такой распутницей под одной крышей жить не будет, и ушла к своей подруге в квартиру напротив. Вовочка за два дня весь извелся без ее пирожков с луком. Мне Ирина Родионовна предлагала переехать к папе, чтобы не попасть под дурное Ликино влияние, но я сказала, что Федор со своими бесконечными женщинами скорее меня развратит. Лика сейчас в театре, а Вовочка, явно в поэтическом экстазе, носится по ее спальне и заунывным фальцетом декламирует:

Висит жизнь на волоске —

Ты сказала: «Ненавижу»,Я стою в одном носке…

Я воспользовалась бабушкиной схемой и поставила Лике ультиматум: если Вовочка будет у нас ночевать — перееду к Варежке. Не ночевал он ни разу, но зато приходит чуть ли не в семь утра и портит мне настроение до самого вечера. Причем вне зависимости от того, дома мама или нет.

— И трагическая зона

Разрастается в бетоне…

Пф… Может, запустить к нему Трюфеля?

В университет я пришла за час до начала экзамена — раньше такого никогда не случалось. В аудитории сидела Тата и красила ногти в красный цвет. Ей пузырька лака на один раз хватает? Я хотела сбежать, пока она меня не заметила, но не успела:

— Привет, дорогая! Сто лет не виделись! — это два дня-mo? — Прекрасно выглядишь! — заверещала Тата, не глядя на меня.

У нее глаза на макушке?

— Привет, — ответила я и, подумав, добавила: — Ты тоже.

— Что тоже?

— Прекрасно выглядишь.

— Ой, я целую неделю из солярия не вылазила…

Оно и видно. Ей бы в племя папуасов.

Но тут Тата перешла на более интересную тему:

— Это все ради Илюшечки — он меня на дачу пригласил на этот ви-и-икенд… — протянула она.

Тут, на мое счастье, в аудиторию зашла Варежка, помахивая ключами от машины.

— Сдала! — сообщила она мне, моментально оценила ситуацию и повернулась к Тате. — Ой, бедненькая! Заснула в солярии?

Тата возмущенно вскочила и опрокинула лак для ногтей. По столу расползлась маленькая красная лужица с едким запахом ацетона.

— Варь, как ты умудрилась сдать?