Читаем Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только полностью

Не то беда, что ты поляк:Костюшко лях, Мицкевич лях!Пожалуй, будь себе татарин, —И тут не вижу я стыда;Будь жид — и это не беда;Беда, что ты Видок Фиглярин (3, 167).

Видок — имя знаменитого французского сыщика, который был не слишком разборчив в средствах для достижения своих целей. Прозвище для порядочного человека отнюдь не лестное. Но Фаддея Венедиктовича это не смутило, и он напечатал эпиграмму в своём журнале «Сын Отечества», при этом заменил кличку, данную ему поэтом, на Фаддей Булгарин, а пушкинский текст сопроводил следующим пояснением: «В Москве ходит по рукам и пришла сюда для раздачи любопытствующим эпиграмма одного известного поэта. Желая угодить нашим противникам и читателям и сберечь сие драгоценное произведение от искажений при переписке, печатаем оное».

Человека открыто назвали шпионом, а ему как с гуся вода — иронизирует. Более того, в журнале «Северная пчела» напечатал гнусную статью, в которой писал, что сердце у Пушкина «как устрица, голова — род побрякушки, набитый гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея. Он чванится перед чернью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных». Поэтому «Полтаву» и седьмую главу романа «Евгений Онегин» критик объявил «совершенным падением» таланта Пушкина и упрекал его в отсутствии патриотизма.

Возмущённый поэт обратился за помощью к Бенкендорфу. «Простите, генерал, вольность моих сетований, но ради бога благоволите хоть на минуту войти в моё положение. Г-н Булгарин, утверждающий, что он пользуется некоторым влиянием на вас, превратился в одного из моих самых яростных врагов из-за одного приписанного им мне критического отзыва. После той гнусной статьи, которую напечатал он обо мне, я считаю его способным на всё. Я не могу не предупредить вас о моих отношениях с этим человеком, так как он может причинить мне бесконечно много зла» (10, 810).


Ф. В. Булгарин


Обращение к А. Х. Бенкендорфу было равнозначно обращению к царю, так как Александр Христофорович ни одного вопроса по его тёзке самостоятельно не решал. Но Николай Павлович на два дня (!) опередил поэта в решении его докук. 22 марта он писал Бенкендорфу: «В сегодняшнем номере „Пчелы“ находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья против Пушкина; к этой статье, наверное, будет продолжение. Поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения, если возможно, запретить журнал».


В 1830 году вышла повесть Булгарина «Дмитрий Самозванец». Пушкин отметил это «событие» очередной эпиграммой:

Не то беда, Авдей Флюгарин,Что родом ты не русский барин,Что на Парнасе ты цыган,Что в свете ты Видок Фиглярин:Беда, что скучен твой роман (3, 192).

Но Фаддей Венедиктович был не из робкого десятка (к тому же «крышу» имел солидную) и разразился пасквилем, в котором говорилось о некоем литераторе, который претендует на благородное происхождение, в то время как он лишь мещанин во дворянстве. Мать его мулатка, а её отец бедный негритёнок, купленный каким-то матросом за бутылку рома. Это было прямое оскорбление не только Пушкина, но его матери и деда. Конечно, Александр Сергеевич пылал жаждой мести, но, как писал он позднее, поскольку «журналисты наши не дерутся на дуэлях, я счёл своим долгом ответить анонимному сатирику, что и сделал в стихах, и притом очень круто». Так появился поэтический шедевр «Моя родословная»:

Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;Его потомство гнев венчанный,Иван IV пощадил.Водились Пушкины с царями;Из них был славен не один,Когда тягался с полякамиНижегородский мещанин.Смирив крамолу и коварство
И ярость бранных непогод,Когда Романовых на царствоЗвал в грамоте своей народ,Мы к оной руку приложили,Нас жаловал страдальца сын.Бывало, нами дорожили;Бывало… но я — мещанин (3, 208–209).
Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза