Читаем Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только полностью

Борис Стомахин, публицист: «Эта страна пережила себя, её существование не нужно больше никому — ни оккупированным ею народам, ни её собственному народу, и, более того, представляет собой смертельную угрозу для человечества. Убивать, убивать, убивать! Россию можно только уничтожить. И её надо уничтожить. Русских надо убивать и только убивать».

Это какая-то патология! Что это за «граждане» России и сколько таких «граждан»? На эти вопросы отвечает Андрей Фефелов в статье «Нерусь, куда несёшься ты?!» («Завтра», 16/38, с. 4): «Раскрою вам одну страшную тайну: 0,7 % населения России страстно желают, чтобы „эта страна“ — развалилась, погибла, канула в Лету, трансформировалась в свою противоположность, рассыпалась на множество осколков, сдалась в плен, вывернулась наизнанку, покаялась и заплатила всем, кому надо, максимальные контрибуции.

0,7 — это не смешно, это очень-очень много. Явный перебор. Это миллион человек, многие из которых проживают в Москве и Питере. Это целый слой, активный, образованный, аффилированный с властью, интегрированный в СМИ, занимающий сильные позиции в образовании и культуре, сидящий на информационных и финансовых потоках. Это семьи, поколениями воспитанные в определённом ключе, имеющие свои предания, живущие отдельными от большинства мечтами и смыслами».

Добавим от себя: эти 0,7 % населения, отнюдь не обойдённые судьбой, не только клевещут на страну, которая им всё дала, а ненавидят её. И легко представить, что они сделают с Россией, если дорвутся до власти. Впрочем, они и не скрывают этого: упразднят (вместе с населением) как политическую единицу, «позорящую» западную цивилизацию.

В крепостнической России пушкинского времени немалая часть дворянства тоже не благоговела к основной массе россиян, тоже поглядывала на Запад, но до такого маразма не доходила. Что это, «прогресс» цивилизации? «Расцвет» демократии? Или недееспособность власть предержащих?

«Бородинская годовщина»

Это стихотворение было написано через девять дней после «Клеветникам России» и связано с ним тематически, но начинается издалека:

Великий день БородинаМы братской тризной поминая,Твердили: «Шли же племена,Бедой России угрожая;Не вся ль Европа тут была?А чья звезда её вела!..Но стали ж мы пятою твёрдой
И грудью приняли напорПлемён, послушных воле гордой,И равен был неравный спор» (3, 224).

Вопросы о Европе и предводителе агрессии здесь, конечно, риторические: в России каждый подросток знал о нашествии «двунадесяти языцев», а молва о великом полководце, возглавлявшем его, давно облетела весь мир. Поэтому поэт спрашивал парламентских говорунов, угрожавших России в связи с событиями в Польше:

И что ж? Свой бедственный побег,Кичась, они забыли ныне;Забыли русский штык и снег,
Погрёбший славу их в пустыне.Знакомый пир их манит вновь —Хмельна для них славянов кровь,Но тяжко будет им похмелье,Но долог будет сон гостейНа тесном хладном новоселье,Под злаком северных полей!

В сочетании «штык и снег» Пушкин не случайно поставил на первое место существительное «штык». Гениальный поэт не первый год интересовался событиями Отечественной войны 1812 года и почти десять лет вращался в среде военных. То есть знал о перипетиях 1812 года не понаслышке, неоднократно внимал рассказам тех, кто громил корпуса Великой армии, читал воспоминания графа Сегюра, взывавшего к соратникам по оружию:

— Товарищи! Помните ли вы это злосчастное место, на котором остановилось завоевание мира, где двадцать лет побед рассыпались в прах, где началось крушение нашего счастья?

Это не о переправе через Березину, а о сражении за Малоярославец 12 (24) октября, когда ни морозов, ни снега не было и в помине, а были славный суворовский штык, отвага русских солдат и искусство военачальников. Вот когда в середине русской осени 1812 года была сломлена мощь Великой армии, вынужденной начать отступление, перешедшее в беспорядочное бегство и рассеивание воинских контингентов по городам и весям России.

…Напомнив западным воителям о судьбе их предшественников, Пушкин с немалой язвительностью приглашал их повторить подзабытые «подвиги» старшего поколения:

Ступайте ж к нам: вас Русь зовёт!Но знайте, прошеные гости,Уж Польша вас не поведёт:Через её шагнёте кости!..
Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза