test

Пока они решали, кому какая роль достанется в этой дьявольской «охоте на ведьм», психиатр Ежонков отстроился от их горячей полемики и погрузился в глубокое раздумье. Недобежкин сказал, что он не знает «петушиного слова»… Петушиное слово, петушиное слово, петушиное слово… Что такое это «петушиное» слово? Почему «петушиное»? Стоп! А кажется, этот быковатый дуболом Недобежкин всё же, прав… Нет… Да… Если бы он был абсолютно быковатым дуболомом – он не продвинулся бы до начальника милиции… Хотя из СБУ его попёрли… Но не глупость, а за длинный нос. Очень возможно, что «петушиное слово» – это секретный пароль, с помощью которого «верхнелягушинский чёрт», или фашистский агент, или кто он там такой – заблокировал сознание тех, кого попортил «звериной порчей»! Ежонков не знает его, этот пароль, и поэтому не может снять выборочный гипноз! И слово никакое не петушиное, а вполне человечье! Тут и магии не надо, чтобы понять! Никакое это не чернокнижие, а вполне научный способ воздействия на психику человека! Чёрт, и почему это Ежонков сам не додумался до этого раньше? Теперь далёкий от гипноза и психиатрии Недобежкин спишет эту небольшую победу на себя… Ну да ладно – в условиях войны все средства хороши и не следует подводить всё дело из-за одной несчастной медали – пусть даже и золотой…

- Я знаю! – взвизгнул Ежонков и подпрыгнул так, что задрожал пол.

От его щенячьего визга вздрогнули все, даже «агент 007» Смирнянский и по-начальственному выдержанный Недобежкин.

- Чего? – грохотнул милицейский начальник, повернув в сторону Ежонкова недовольное усатое лицо.

- Петушиное слово! – воскликнул Ежонков. – Я знаю, что такое петушиное слово!

- Ты что, Ежонков, какие петухи? – сморщился Смирнянский, досадуя на то, что Ежонков своими криками невпопад прервал его раздумья над «гениальным планом». – Мы тут обсуждаем дела, а он каких-то петухов пихает!

- Заткнись! – обиделся Ежонков. – Ты, Игорь, амбал, а я – психиатр! Я открыл способ снятия выборочного гипноза! А вот твоя ловля на живца просто чушь собачья!

- Да? – надвинулся на Ежонкова Смирнянский и даже стиснул костлявые кулаки.

- Стоп! – разнял их Недобежкин. – Давай, Ежонков, выкладывай, что ты там открыл?

- Кузи-кузи! – ехидненько протянул в адрес Смирнянского Ежонков, состроил ему «козу» и по-королевски чинно опустился в кресло Недобежкина.

- Рррр! – озлобленно рыкнул Смирнянский и отвернулся к стенке.

А вот Пётр Иванович сам не заметил, как проникся безотчётной радостью и выпустил на лицо достаточно дурацкую улыбку: если Ежонков не ошибается и не врёт, то сможет и его освободить от «мегекости»!

- Так вот, – начал Ежонков, подбоченившись, словно уже всех победил. – Этот фашистский агент, который загипнотизировал тут всех, предположительно, это Зайцев, заблокировал сознание своих жертв паролем. Петушиным словом, как ты, Васёк, сказал. Я понял принцип его действия и теперь легко и просто освобожу всех от «звериной порчи». Я – гений! – вырвалась из Ежонкова похвала самому себе.

- Ну, да, гений… – оскалился Недобежкин и согнал Ежонкова со своего кресла. – Тогда, гений, вот твой первый пациент: расколдуй Серёгина! Авось, получится?

- Грубо так! – это Ежонков обиделся на то, что Недобежкин согнал его с кресла. – А Серёгина – раз плюнуть! Не такой он и крутой – этот Зайцев!

Пётр Иванович по инерции собрался вставить словцо про монстра-тень, но его «словцо» непроизвольно получилось козьим.

- Давай! – Недобежкин предоставил Серёгина в распоряжение Ежонкова. – Мели, Емеля, твоя неделя!

- Сам ты Емеля! – огрызнулся Ежонков и подобрался поближе к Серёгину. – Емельян!

Пётр Иванович ощутил на своей спине мурашки: при всей своей милицейской храбрости он подспудно, неявно побаивался всех этих «сверхъестественных» фокусов с мозгами.

- Эй, Ежонков! – Смирнянский заставил себя позабыть обиду и обратить внимание Ежонкова на свою персону. – Если с Серёгиным выгорит – попробуй меня вылечить, а?

- Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево, – саркастически усмехнулся Ежонков. – Ты ведь слесарь, Игорёша, а я – профессор психиатрии!

- З-задуш-шу… – сквозь зубы прошипел Смирнянский.

Но Ежонков его уже не слушал, а вплотную работал над мозгами Серёгина. Пётр Иванович был погружён в гипнотический сон. Он сидел неподвижно и потихоньку сползал со стула, а гипнотизёр Ежонков, совершая короткими ручками пассы над его головой, что-то нечленораздельно бормотал ему на ухо. Сам Серёгин видел себя так, словно бы сидел не на стуле в кабинете начальника, а прямо на воздухе в некой незнакомой комнате, где все стены, пол и потолок были сделаны из чего-то невозможно белого.

- Вспомни, вспомни, вспомни! – твердил над ухом чей-то электронный голос. – Слово! – прогрохотал он так, что едва не оглушил Серёгина.