test

А Белкин – тот, вообще, крестился, а потом – испустил невменяемый, искорёженный животным ужасом вопль и убежал куда-то по коридору.

- Белкин, Белкин, стой! – это спохватился милицейский начальник и побежал вслед за Белкиным, желая остановить его и вернуть назад. – Подожди! В эту камеру кто-нибудь заходил??

- Батюшки, батюшки… – бормотал Ежонков.

- Ну, что ты: «Батюшки, батюшки»? – ехидно передразнил Смирнянский и пихнул Ежонкова в бок локтем. – Ты у нас спец. Давай, работай!

- Да что я могу сделать, чёрт! – взвизгнул Ежонков и тоже убежал. Только этот побежал в буфет – снова напихается пирожными и будет дремать, словно сытый крокодил.

В камере Гопникова остались только хладнокровный Смирнянский, флегматичный Синицын и пойманный ступором Сидоров, который сидел на полу. Пётр Иванович переступил невысокий порожек, прошёл вглубь камеры и приблизился к нарам Гопникова. Гопникова было не узнать: лежащее на нарах тело ничем не отличалось от мумии монаха, на которую Пётр Иванович и Сидоров натолкнулись в подвале дома Гарика Белова.

- Эй, Серёгин, кто-нибудь мне объяснит, что происходит?! – это подал голос майор Кораблинский, нарушив жуткую, могильную, смертельную тишину, что повисла тут, в неподвижном влажноватом воздухе.

Да, без Белкина ему трудно помочь: будет торчать взаперти до тех пор, пока «страж ворот» не придёт в себя и не отдаст ключ.

- Прокамлался Кораблинский? – мигом оживился Смирнянский – скорее для того, чтобы сбросить с себя липкие лапы ужаса пред той странной и страшной смертью, что постигла Гопникова.

- Ага, – кивнул Серёгин. – Просится, чтобы мы его выпустили, а Белкин ключ унёс…

- Да ну его, Белкина! – плюнул Смирнянский и достал из кармана здоровенную «лошадиную» скрепку. – Сами с усами!

Это Смирнянский просто нашёл повод для того, чтобы покинуть камеру Гопникова, которая с недавних пор сделалась «комнатой страха».

Ежонков посеменил за Смирнянским, а Пётр Иванович помог Сидорову встать и вывел его под руку. Сидоров весь дрожал, словно бы сильно замёрз, и руки у него были ледяные.

- Пётр Иванович, – простонал Сидоров, ведомый по коридору за локоток. – Вы знаете…

Сидоров вспомнил своё пребывание в подземном плену в катакомбах «Наташеньки». Он сидел там в тесноватой комнатушке, и до сих пор думал, что его ни разу не выводили от туда. А вот сейчас, увидев пугающую смерть Гопникова, наверное, от пережитого стресса, начал припоминать, что нет, его выводили…

Длинный, плохо освещённый коридор, который убегает куда-то в темноту. Его стены покрыты старым, испачканным чем-то кафелем, а некоторые плитки и вовсе – отлетели и валяются разбитые на влажном полу. Вдоль стен коридора, под самым серым потолком, тянутся толстые и тонкие трубы, кое-где покрытые рыжей ржавчиной… Чем-то всё это похоже на подземные коридоры метро, только старого, давно заброшенного метро… Откуда исходит неверный дрожащий свет, что рассеивает мрачную мглу коридора, Сидоров не видит. Возможно, где-то привешена лампочка…

Высокий человек, одетый в белый халат… В такой халат, который бывает у врачей… Да, он был именно так одет – в халат – а на глазах его торчали тёмные очки. Сидоров ещё удивился тогда, зачем ему эти очки, ведь тут, в коридоре и так темно… Пальцы незнакомца – длинные, цепкие, больно впивались в руку Сидорова, он тащил его, словно буксир тащит безвольную баржу, потом – втолкнул в некую комнату, которая была освещена так ярко, что Сидоров невольно зажмурил глаза… Зажмурил, а что было потом – он не помнит, не знает… Открыл глаза уже в своём узилище. Нет, не даром этот странный человек водил его в ту освещённую комнату… Возможно, что и Сидорову тоже достался какой-нибудь ихний «образец»…

- А что если и я так же – кирдык? – пискнул Сидоров, примеряя на себя участь Гопникова.

- Не кирдык! – отрезал Серёгин. – Синицын не кирдык? Не кирдык. Карпец – не кирдык? Тоже не кирдык. Даже Кораблинский – и тот не кирдык. Так что, Санёк, не дрейфь, прорвёмся. Пошли Кораблинского выпускать.

Смирнянский ковырял совей «лошадиной» скрепкой замок в камере Кораблинского, наверное, уже минут двадцать. Он уже вспотел, начинал чертыхаться, вертел, загибал, разгибал бедную скрепку и так и эдак. Даже отломал от неё кусок… Но хитрый замок, призванный держать взаперти бандитов, не желал поддаваться взлому. Дверь оставалась задраенной, а Кораблинский выглядывал в окошко и недовольно бухтел:

- Ну и беспредел… В РОВД ключ от изолятора найти не могут… Да если бы в Ворошиловском такое было – повыгоняли бы всех к чертям!

- Чёрт! – буркнул Смирнянский, отломав от скрепки ещё один кусок. – Заело… Чёрт!

- Дай! – это вмешался Синицын и забрал у Смирнянского скрепку. – Я попробую.

- Ну, давай, Гудини! – проворчал Смирнянский и отошёл в сторонку. – А я посмеюсь.

Не прошло и пяти минут, как ловкий Синицын «уговорил» строптивый замок, и майор Кораблинский был выпущен на волю.

Смирнянский стоял в уголке, опершись плечом о стенку и, как бы, невзначай, проронил:

- СКРИПЕЛКА! – он, таким образом, решил проверить, какова будет реакция Кораблинского на сие «петушиное» слово.