Хотя Шахтель никогда не создавал собственной системы оценок и интерпретаций протоколов Роршаха — его идеи просто были направлены против систематизации, — именно он подхватил мысль, высказанную в 1951 году Арнхеймом, о том, чтобы давать детальный анализ чернильных пятен как фактических визуальных объектов, а не простых экранов, предназначенных для проецирования. Он анализировал единство или фрагментарность пятен, их прочность или хрупкость, массивность или деликатность, устойчивость или нестабильность, твердость или мягкость, влажность или сухость, свет или тьму, постоянно подчеркивая психологический резонанс этих качеств.
Например, размер изображения — объективный факт, но значение этого размера — факт психологический. «Никакой миниатюрный портрет, — говорил Шахтель, — не трогает нас с той же силой, глубиной и неподдельной человечностью», как портрет среднего размера, написанный великим художником. Чтобы добиться этого, портрет должен иметь человеческий масштаб — необязательно в буквальном смысле полноразмерный, но «тот масштаб, где он может обратиться к полному спектру человеческих чувств и получить ответ». Так же и работоспособность чернильных пятен, хотя они и не были портретами, зависела от размера карточек, — одна из причин, по которым групповой тест Роршаха, представленный в виде слайд-шоу, менее эффективен, чем оригинальный.
Как Шахтель, так и Арнхейм, который позднее в своей карьере написал книгу о балансе и симметрии, «Сила центра» (англ.
Только в ретроспективе становится заметно, что Шахтель, Арнхейм, Блейлер и Элленбергер, с их углубленными размышлениями о характере теста и жизни его создателя, выделяются среди кипарисовых колен, настольных игр и объявлений, рекламирующих духи. В то время чернильные пятна просто использовались большим количеством способов в большом количестве отраслей.
Одно из этих применений в Германии сразу после окончания Второй мировой войны имело самоочевидную важность. Но оно хранилось в секрете в течение двадцати лет, — это поднимало слишком много вопросов, с которыми послевоенный мир, продолжавший бороться с ужасами холокоста, еще не был готов столкнуться. Еще один тест Роршаха, проведенный в Иерусалиме в 1961 году, в один из определяющих моментов истории века, наконец-то вывел эти вопросы на свет.
Глава восемнадцатая
Роршах и нацисты
К 1945 году слово «нацист», обозначавшее члена Национал-социалистической немецкой рабочей партии, стало известно всему миру как определение хладнокровного садиста и чудовища, стоящего за гранью человечности. Было убито шесть миллионов евреев. Как мог кто-либо из нацистов не знать об этом? В мире возникло огромное стремление устроить глобальный процесс против нацизма, с обвиняемыми, виновными и приговоренными к смерти, но для этого не было правовой основы. Истина заключалась в том, что не все инициаторы и исполнители холокоста были членами нацистской партии, и наоборот — не все ее участники были причастны к геноциду. Было невозможно, логически и принципиально, осуждать каждого члена партии как военного преступника. Зверства были беспрецедентными в человеческой истории, но по этой самой причине было неясно, по каким законам нужно судить эти преступления.