Одним из самых осуждающих заключений первого психолога стало утверждение, что Роуз «эгоцентрична и лишена сопереживания к своим детям», и оно возникло из-за единственного ответа Отражения (зеркала или другие возможные отражения), которые повышали индекс эгоцентризма, указывая на нарциссизм и эгоизм. Но то, что Роуз увидела в чернильных пятнах, было «бумажными снежинками, как если вы складываете лист бумаги пополам и вырезаете из него снежинку». Это даже не было ответом Отражения, — проводившией исследование врач закодировал его неправильно. Но к тому времени, когда пересматривавший результаты психолог это понял, было уже поздно, — отец получил родительские права.
Имея в виду такие примеры, как случай Роуз Мартелли, Робин Доуз, в прошлом — член комитета по этике Американской психологической ассоциации, написал в конце 1980-х годов, что «применение теста Роршаха в целях установления правового статуса гражданина и в делах, связанных с опекой над детьми, является самой неэтичной практикой моих коллег». Несмотря на то что тест Роршаха, по его словам, «ненадежен и некорректен», «правдоподобность его интерпретаций настолько убедительна, что они по-прежнему считаются доказательством в судебных процессах, подразумевающих принудительные меры медицинского характера и касающихся родительских прав, а психологов, которые предлагают такие трактовки, в свою очередь, почитают “экспертами”». Позднее в книге Доуза «Карточный домик» (1994) тест Роршаха был использован как главный пример психологии, построенной скорее на мифе, чем на науке.
Экснер создал тест Роршаха заново, но убедил не всех.
Тем временем чернильные пятна продолжали захватывать массовое воображение. Многие молодые люди в конце XX века впервые узнали имя Роршаха в «Хранителях» 1987 года, психологическом супергеройском комиксе, который вошел в составленный журналом
В 1993 году Хиллари Клинтон тоже использовала чернильную метафору, чтобы обозначить непримиримые крайности. «Я — тест Роршаха», — сказала она репортеру
За пределами поляризованного политического контекста фраза «мы видим то, что хотим видеть» может звучать равнодушно — и никто не приветствовал это безразличие больше, чем Энди Уорхол, который возвел его в ранг произведения искусства. В 1960-е годы он начал создавать изображения продуктов массового потребления, — взять хотя бы шелкографии банок с томатным супом