Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения

Бессчетное количество раз я слышал, когда описывал кому-нибудь идею этой книги: «Это выглядит так, словно тест Роршаха — это тест Роршаха! Он может означать что угодно!» Я хочу сказать: нет, это не так. Каким бы заманчивым ни было «представить обе стороны» и на этом остановиться, чернильный тест являет собой нечто реальное, имеющее собственную историю, фактическое применение и объективные визуальные качества. Пятна выглядят определенным образом; тест либо работает, либо нет. Факты значат больше, чем наши мнения о них.

Метафора, которая заключена в тесте Роршаха, тоже видоизменяется. Она впервые проявилась в Америке с возникновением культуры личности, которая ставила во главу угла уникальные индивидуальные качества и призывала к поискам способа их измерения. Она стал символом тех же антиавторитарных побуждений, которые низвергли экспертов психиатрии прежнего поколения. В течение десятилетий она была символом несовместимых с общепринятым образом жизни индивидуальных отличий. Теперь она выражает растущую нетерпимость к разделению и стремление делиться нашими мирами друг с другом.

Я заметил, что ее стали использовать не для того, чтобы описать, на что мы реагируем, раскрывая особенности личности, но для того, чтобы продемонстрировать, как мы самовыражаемся. Автор вышедшей в журнале Lucky в августе 2014 года истории о своих восьми почти одинаковых пар черных узких джинсов написал: «Я называю их своими штанами Роршаха. Они всегда будут тем, чем я хочу, чтобы они были». В том же году аналитический сервис сайта знакомств OK Cupid опубликовал анализ того, как пользователи описывают себя в профилях, в котором было показано, какие слова наиболее и наименее типичны для различных комбинаций пола и этнической принадлежности. Слова «Мои голубые глаза», катание на снегоходах и «группа Phish

», в сравнении с прочими, чаще всего используют белые мужчины, а черные женщины, опять же, по сравнению с остальными, реже всего используют слова «загорание» и «группа Simon and Garfunkel». Наименее используемые слова, говорилось в обзоре, являются «отрицательным пространством в нашем вербальном тесте Роршаха» — откровенной картине нашей самопрезентации.

Возможно, это просто искаженные метафоры, в которых упущено понимание того, что тест Роршаха состоит из тех образов, что мы видим, а не из тех, которые создаем. Я вижу это иначе. Эти конкретные ошибки — если это действительно ошибки — не могли быть сделаны десять или пятьдесят лет назад.

Даже когда чернильные пятна используются в качестве теста, в наши дни важна не столько сама реакция, сколько то, что мы с нею делаем. 8 ноября 2013 года, в день рождения Германа Роршаха, интернет-сервис Google разметил на главной странице интерактивный тест Роршаха. Поисковик встречал мрачноватым, но в чем-то симпатичным изображением Германа Роршаха, делавшего заметки. Вы могли кликнуть на него, чтобы посмотреть на различные пятна, а потом поделиться вашими ответами в Google+, Facebook

или Twitter. Вопрос «Что вы видите?» конвертировался в инструкцию: «Поделитесь тем, что вы видите».

В 2008 году, спустя пятнадцать лет после того, как Хиллари Клинтон впервые назвала себя тестом Роршаха, то же самое сделал и кандидат Барак Обама, но он имел в виду кое-что другое. «Я — как тест Роршаха, — сказал он. — Даже если люди в конце концов разочаруются во мне, они все-таки получат какой-то результат». Вместо того чтобы делить людей на «Красную Америку» и «Синюю Америку», Обама воспользовался этой метафорой, чтобы примерить образ специалиста совместной терапии: дать людям возможность с надеждой посмотреть на самих себя и двигаться вперед. Наши разные личные реакции не должны нас разделять. Вполне очевидно, что тест Роршаха сплотит нас ничуть не больше, чем Обама в качестве президента. Но все же метафора сменила акцент, подразумевая уже не разделение, а объединение.

Суть клише традиционно заключалась в том, что не существует неправильных ответов, — размытый образ, полученный при помощи телескопа «Хаббл», никогда не называли «тестом Роршаха конкурирующих теорий», поскольку в этом случае одни астрономические теории будут правильными, а другие — нет. Теперь, однако, эта метафора может быть использована таким образом, будучи совместимой с единой, объективной истиной.