Келли был одним из первых членов Института Роршаха, завербовавшихся на фронт после Перл-Харбора, а к 1944 году он был главным психиатром европейского театра военных действий. В 1945 году он находился в Нюрнберге, а его задачей было помочь установить, являются ли обвиняемые в достаточной степени психически вменяемыми, чтобы предстать перед судом. Он наблюдал за ними в течение пяти месяцев, каждый день делая обходы и подолгу разговаривая с ними, порой просиживая на краю кровати кого-то из заключенных до трех-четырех часов. Нацисты, одинокие и скучающие, охотно разговаривали с ним. Келли говорил, что у него никогда не было такой группы пациентов, которых настолько легко разговорить. «В дополнение к тщательным медицинским и психиатрическим осмотрам я подверг этих людей серии психологических тестов, – писал Келли. – Самой важной из использованных техник был тест Роршаха, хорошо известный и широко применяемый метод исследования личности».
Еще один американец имел свободный доступ к заключенным – американский офицер-психолог Густав Гилберт, обычно специализировавшийся на социальной реабилитации бывших заключенных. Его задача заключалась в том, чтобы наблюдать за настроением обвиняемых и собирать любые возможные сведения. Он посещал их почти каждый день, непринужденно беседуя о том, что они чувствовали, потом уходил и все записывал. У него был опыт в психологии, и он называл себя тюремным психологом, по-видимому, провозгласив себя таковым, не имея на то полномочий. В отсутствие четкой субординации такое определение за ним закрепилось.
Келли нуждался в переводчике, чтобы проводить тесты; Гилберт не имел большого опыта в диагностическом тестировании, поскольку изучал социальную, а не клиническую психологию, но он был единственным, помимо капелланов, американским сотрудником тюрьмы, кто говорил по-немецки. Кроме того, он «с нетерпением ждал возможности поработать с нацистами». И он, и Келли знали, что объективные данные о личностях этих знаменитых в мировой истории преступников были золотой жилой, и оба хотели использовать самую передовую психологическую технику, чтобы открыть секреты разума нацистов.
Еще до того как процесс начался, Гилберт давал заключенным тесты на коэффициент интеллекта, из которых исключались вопросы, для верного ответа на которые нужно было иметь американский культурный багаж. Некоторые из нацистов отнеслись к этому агрессивно, а один симулировал ошибки, чтобы поиздеваться над Гилбертом-евреем (Штрейхер, бывший учитель, утверждал, что не может вычислить, сколько будет, если вычесть из сотни 72). Но большинство из них были рады как-то отвлечься от серых тюремных будней. Ялмар Хорас Грили Шахт, гитлеровский министр финансов, считал, что визиты Гилберта помогают развлечься; глава нацистских вооруженных сил Вильгельм Кейтель оценил, «насколько это лучше, чем те глупости, к которым прибегали немецкие психологи центра тестирования вермахта». Позднее стало известно, что Кейтель отменил тесты на интеллект в армии по той причине, что его сын провалил один из них. Бывший вице-канцлер Гитлера, Франц фон Папен, изначально попросил освободить его от участия, но потом передумал и даже хвастался тем, что занял третье место среди ответчиков (на самом деле он был пятым). Некоторые вели себя как «яркие и эгоистичные школьники»; Альберт Шпеер сказал, что каждый «старается сделать все возможное» и «увидеть, что его способности подтверждены».
Герман Геринг, создатель гестапо и лагерей смерти, отнесся к интеллектуальному вызову с особенным энтузиазмом. Он разбирался в психологическом тестировании и назначил своего кузена, Матиаса Геринга, руководителем Немецкого института психологических исследований и психиатрии. Ему нравилось проходить тесты, особенно когда Гилберт льстил ему, чтобы «растопить лед». Как сказано в дневнике Гилберта от 15 ноября 1945 года, «Геринг радостно рассмеялся, когда я делано удивился его достижениям… Он с трудом удерживался от демонстрации своей радости и гордости». Такую схему взаимопонимания Гилберт поддерживал на протяжении всего теста – испытатель поощрял испытуемого напоминаниями о том, как мало людей могут выполнить следующее задание, и Геринг отвечал как бахвалящийся школьник…
«“Может быть, вам стоило стать профессором, а не политиком”, – предположил я.
“Возможно. Я убежден, что я все делаю лучше, чем средний человек, неважно, чем именно я занимаюсь”».
Когда Геринг провалил основанный на цифрах тест памяти, показав результат в девять цифр, что, как и любой результат больше семи, означало «чуть выше среднего», он умолял Гилберта: «О, пожалуйста, дайте мне еще одну возможность. Я могу это сделать!» Он побледнел, когда чуть позже узнал, что двое других заключенных прошли тест с лучшим результатом, чем у него, после чего изменил свое мнение и стал считать тесты на интеллект ненадежными.