Нюрнбергские слушания не смогли установить смысл войны и холокоста, а тем более – восстановить разрушенное ощущение общности человечества. Подсудимые не были однородной группой высокопоставленных нацистов, а их истинные лидеры – Гитлер, Гиммлер, Геббельс – были уже мертвы. Троих из двадцати четырех даже помиловали после того, как были вынесены приговоры, включая Шахта, показавшего высокие результаты в психологических тестах. Теперь Келли утверждал, что самая совершенная из использованных им техник не смогла выявить признаки и особенности «личности нациста».
Этот урок, однако, оказался нежелательным для сообщества. Молли Харроуэр, изобретательница группового теста Роршаха и теста множественного выбора, занималась организацией важного международного конгресса по вопросам психического здоровья, который должен был пройти в 1948 году. Это была бы идеальная площадка для обнародования результатов тестов, проведенных с узниками Нюрнгберга. Она отправила шестнадцать протоколов Гилберта одиннадцати ведущим экспертам по тесту, включая Бека и Клопфера, Герц и Рапапорт, Манро и Шехтеля. Все они очень хотели увидеть эти отчеты, но ни один в итоге не принял участия в конференции. Каждый из них вдруг обнаружил неожиданное несовпадение в своем рабочем графике или еще какое-нибудь оправдание.
Несомненно, ведущие роршахисты мира могли бы выделить несколько часов, чтобы взглянуть на то, что обещало стать самыми значительными тестами за всю историю. Трудно поверить, что их единодушный отказ был простым совпадением. Вероятно, они отчетливо увидели, какими будут последствия, и не хотели говорить об этом во всеуслышание, поскольку общественное мнение обо всех нацистах как об одинаково злобных монстрах, было слишком сильным. Скорее всего, они и сами не знали, что делать с тем, что они увидели, и усомнились в компетенции Келли и Гилберта или в их личных интерпретациях. В своей записи 1976 года Харроуэр объясняла настроение того времени:
«Мы действовали исходя из предпосылки, что чувствительный клинический инструмент (каковым, несомненно, является тест Роршаха) должен быть способен продемонстрировать также моральное намерение человека или же отсутствие такого намерения. Подразумевалось, что этот тест может выявить однородную структуру личности, имеющую особенно отталкивающий вид. Мы исповедовали концепцию зла, в которой говорилось о черном и белом, “агнцах и козлищах”… Мы были склонны не верить доказательствам наших научных открытий, поскольку наша концепция зла была такова – оно должно было быть укорененным в личности, быть осязаемым, поддающимся измерению элементом в психологических тестах».
Запланированный состав участников конференции 1948 года дал трещину, а Келли и Гилберт поднажали, – каждый стремился первым попасть в печать с результатами тестирования лидеров Рейха.
В Нюрнберге у них были напряженные отношения, которые вскоре превратились в еще одну полномасштабную Роршах-вражду. Майор Келли, как правило, называл лейтенанта Гилберта своим «помощником», хотя Гилберт являлся членом Контрразведывательного корпуса, а не подчиненным Келли. Келли называл свои тесты Роршаха «оригинальными», но Гилберт считал их «преждевременными» и «испорченными» (потому что они проводились с участием переводчика), а также в некотором смысле «сфальсифицированными». Взаимные оскорбления и угрозы судебного преследования набирали обороты. «Он постоянно пугает меня своим пренебрежением к элементарной этике», – писал Келли. «Я больше не буду мириться с глупостью Келли, за исключением тех конкретных уступок, которые я уже сделал», – писал Гилберт. «Издатели Гилберта, вероятно, не понимают, что публикуют плагиат», – писал следом Келли.
Гилберт выпустил аналитический труд «Психология диктатуры» в 1950 году. В итоге, попросив содействия Дэвида Леви, Сэмюэла Бека и некоторых других людей, он так и не опубликовал данные нюрнбергских тестов или какие-либо их детальные интерпретации, отчасти из-за юридического давления со стороны Келли, отчасти потому, что из них двоих он был менее подкован в интерпретации протоколов Роршаха, а также по той причине, что нюрнбергские тесты не дали ему тех радикально негативных результатов, которые он желал видеть. Келли тоже обращался за помощью к Клопферу, Беку и другим. Его не волновали различия между ними, он был заинтересован «лишь в том, чтобы получить от как можно большего количества экспертов наиболее полные личностные шаблоны, которые могли быть извлечены из записей». Но, несмотря на то, что он получил объемные и трудоемкие отчеты, и на то, что он продолжал верить в эффективность теста Роршаха, Келли также отказался публиковать результаты нюрнбергских тестов и их интерпретации. В конце концов он перестал отвечать на раздраженные письма экспертов, спрашивавших, что он намерен сделать с их работой, а материалы пролежали в картонных коробках несколько десятков лет.