Она захохотала так, что Рус испугался. Увидела это, только побоку. Захлебнулась этим диким, безумным хохотом. И вдруг заревела в голос. Так, как все это время не могла. Слезами давиться начала. Зарыдала, словно на похоронах. Вцепилась в руки Карецкого, который ее за плечи держал. То ли оторвать хочет, то ли поддержки ищет. А сама сквозь эту пелену слез в спину Кузьме смотрит.
Он услышал ее плач. Остановился, сжимая кулаки, прижатые к бокам. Как будто сам себе воли не дает. Спина — что столб. Ровная, жесткая. И дернулся. Хотел обернуться. Но вместо этого со всей силы саданул по капоту своей машины, разбив кулак. Она увидела проступившую кровь на костяшках… И сел в салон, так и не посмотрев на нее больше. Уехал. А Кристина захлебывалась плачем, отбиваясь от рук Руслана, который все равно упорно толкал ее к ожидавшему такси, не позволяя освободиться.
Глава 25
Настоящее
Ночь выдалась тихая. Редкая для больниц, он это знал, хоть сам никакого отношения к медицине не имел. Но его душа и его неотделимая, как ни пытался бы, часть — Кристина — жила в этом. И Кузьма знал все, что мог знать не врач о специфике ее профессии. Имел представление о том, как редко выпадают подобные ночные дежурства. Но это и хорошо. После такого дня…
Не хотел ее вообще на дежурство отпускать. Слишком тряхануло обоих прошлым. Всем тем, что оба старались не вспоминать и не трогать лишний раз. Просто «вычеркивали» из памяти и сознания. А тут — не выкрутиться. И по мавке это такой взрывной волной, таким откатом садануло, когда позволила мыслям вырваться из-под контроля, что у Кузьмы сердце похолодело от страха за нее. Словно снова на том треклятом мосту, который ему порою подорвать самому хотелось. Чтобы и в мыслях больше не появлялось у нее желание туда «прогуляться»…
Правда, что ни говори, а были такие времена, когда это был его единственный шанс ее обнять, прижать к себе так крепко, как не позволил бы в иной ситуации. Поговорить просто…
Не всегда она ходила на тот мост с намерением счеты с жизнью сводить. Такое лишь однажды было, а ему навеки запомнилось, кажется. Если еще хоть сто жизней проживет — знал, что не забудет. Нереально это. Не в мозг — в карму врезалось, как Старик любил говорить.
Иногда Кристина на том мосту просто думала. В тяжелых ситуациях, да. Тогда, когда теряла ориентиры… Пропадала для всех, не брала трубку, игнорируя звонки от кого угодно, кроме него. Вот такой отрицающий способ связи. Когда оба себе встречаться запрещали, а больше не могли выносить расстояния — она Кузьму на тот мост «вызывала». Не сама вроде бы, ему всегда кто-то другой звонил: или мама Тома, как впервые, с ужасом шепча, что Кристина из дому ушла в начале пятого утра. Или Карецкий, который ее достать не мог, когда сам такое вытворил, что Кузьма едва удержался, чтобы его не забить до смерти. Хотя и так, два месяца потом Карецкий в себя приходил после их «разговора». Но руки Кузьма ему не трогал. Знал, как это для хирурга важно. Да и Руслан не пытался даже защититься. А Кузьме хотелось, наверное. Чтобы Карецкий не принимал его ярость, а в ответ бил с такой же злостью. Потому что Кузьма заслуживал боли и наказания не меньше. Больше… Кто б ему морду разбил за все ту муку, что причинил любимой, пусть и пытаясь защитить, подарить хоть относительно спокойную жизнь… Или это было бы слишком просто? И у него вся жизнь — наказание? Почти рядом, и всегда на расстоянии… Сплошное искупление и расплата…
Легче всего им было на мосту в тот раз, когда «недоразумение» загуляло… Кристина даже не плакала. Правда, она и по Карецкому слез не лила. Выходит, только он мог ее зацепить настолько, только Кузьма такую боль причинял. А «недоразумение» только добавило опустошенности мавке. Ничего толкового. Этого идиота Кузьме постоянно пристукнуть хотелось. Основательно. Ничтожество.
Карецкого он уважал. «Недоразумение» то… Тьфу, просто.
Хотя после его загула Кристина стала вновь Кузьме писать и звонить. И даже приезжать начала позволять. Впору прям «спасибо» придурку этому говорить, пусть тогда сам понимал, что не стоило злоупотреблять послаблениями из-за так и висящей угрозы.
И все же не мог без нее. Жил как глиняный голем. Без сердца и души. Голый разум остался, забитый под завязку доводами… Но и разум этот разрывало, корчило без перерыва. Кузьма не верил в Бога. Вообще никак. А вот Ад был ему близко знаком, до последнего своего закоулка и расщелины. Родной дом последнее десятилетие…
Ладно, не о том сейчас думает. Чего голову взрывать из-за тех, чьи страницы в их жизни уже окончательно перевернуты? Да и не страницы, черновик от руки, с кучей помарок, как его сочинения, которые Кристина проверяла, а потом с тяжким вздохом сама бралась переписывать. Так и сейчас, похоже, в их жизни… Только с ней и получится хоть что-то исправить.
А сегодня воспоминания о том первом разе на мосту перекрыли для них все. Кристину полдня колотило. Кузьма уже Карецкого набрал, чтобы сказать, что не будет Кристины на дежурстве. Пусть даже не ждут. Но она не позволила: