Тетрада Величко

Подскочила на софе, потерянно моргая. Ничего вокруг не понимает: пытается осмотреться, прижала лицо руками, растерла. Кожа влажная, мокрая. В ужасе уставилась на руки, ожидая увидеть кровь… Еще не проснулась толком.

Нет, нормально все. Слезы. Только сейчас понимает, что плачет. Во сне, в реальности. Выдохнула.

— Мавка… — Кузьма пытался подняться в кровати. Хоть повернуться.

Видимо, она своим воем его разбудила и заставила поволноваться.

— Не двигайся! — подскочила к нему, хрипло шепча.

Прижала аккуратно за целое плечо, проверяя — не сдвинул ли он чего? Не нарушил ли?

Уже умудрился разобраться в механизме работы кровати, изголовье поднял. Кристина нажала на кнопку, опустив его в более приемлемое с ее точки зрения положение.

— Кристина, что с тобой?! — он ухватил ее ладонь своей рукой. Снова дернулся в ее сторону, напряженно всматриваясь.

— Да не двигайся же! — рявкнула она, с ужасом глядя на то, как он в кровати ерзает. — Сейчас все сдвинешь! — напряженно глянула на монитор. — Уймись, Кузьма. Тебе такое давление сейчас только во вред!

— Да нормально я себя чувствую! — огрызнулся он, не отпуская ее руку. — С тобой что?!

— Нормально?! — Кристина вдруг ярость испытала. — Нормально?! — стукнуть его захотелось, но она постаралась держать себя в руках. — Вот не введу тебе через два часа обезболивающего — увидишь свое «нормально», почувствуешь! Идиот упрямый! — со всей этой злостью крикнула в лицо Кузьме.

Страх, боль, эмоции от сна, которые еще не улеглись; старые страхи и обиды; недавний ужас, когда на все готова была, лишь бы не отпустить его — все это дикой какофонией смешалось в душе, в голове, не оставляя шанса успокоиться. Вернулась крупная, неконтролируемая дрожь, словно снова в лифте с ним поднималась.

— Что с тобой, малыш? — вместо ответа хрипло повторил он свой вопрос, напряженно всматриваясь в лицо Кристины.

Сжал ее пальцы на пределе своих сил, похоже.

— Ничего, — огрызнулась она, удостоверившись, что все повязки в норме вроде бы. Да и количество крови, отходящей через дренаж, не увеличилось. — Плохой сон.

— Какой?

Прицепился как клещ!

Кристина раздраженно глянула в его внимательные и сосредоточенные глаза. Где он силы берет, елки-палки? Ей бы такой запас или резерв не помешал бы. Ярость и злость бурлила внутри, а руки дрожали от слабости.

— Тебе — какая разница? — снова буркнула.

— Кристина, что тебе снилось? — упрямо повторил Кузьма, не отпуская ее руку.

Она посмотрела на него сверху вниз. Молча, ничего не говоря.

Никогда и никому этот сон не рассказывала. Ни ему, ни матери, ни Руслану потом, которые будили ее при очередном кошмаре. Отворачивалась и забивалась в угол, отказываясь объяснять причину рева и этого воя. С Романом уже полегче было. Хоть кошмары мучили, но появлялись уже реже. И только сном. Без воя.

Сложнее всего было в первые месяцы. Когда сама просыпалась или мать прибегала. Не спала два или три месяца толком. Кошмара боялась, от боли умирала, что он ушел, не захотев слушать ее. Бросил. Предал почти…

— Ты сказал, что закончил все опасное, — вместо ответа на вопрос о своем сне, со всей бушующей злостью, завела другой разговор Кристина.

Возможно, не стоило. Не лучшее время: в ней бурлит слишком многое, и он не в том состоянии, чтобы что-то требовать или обвинять. Но она не могла дать по тормозам. Обилие предельных эмоций и ужаса за последние несколько часов разрушили весь контроль.

— Говорил, что только политикой занимаешься. Что прошлое — закрыл! — с каждым словом голос становился все громче. И злее. В нем прорезались истеричные ноты. — Какого черта в тебя тогда стреляли, Кузьма?! Почему в тебя из четырех сотен других депутатов?!

Настал его черед уходить от вопросов, очевидно.

Кузьма сжал зубы так, что на лице бугры спазмированных мышц проступили. Кости словно обострились, проступая сквозь ткани. А из-за уже запекшихся пятен крови лицо вообще стало похоже на какую-то гротескную маску смерти.

Ее затрясло от этого еще больше. Кристина выдернула свою руку и пошла в ванную, примыкающую к палате.

— Молчишь?! — намочила полотенце под струей горячей воды. Отжала, сгоняя всю свою злость на несчастном куске махровой ткани. Но легче не становилось. — Почему ты меня все время обманываешь, Кузьма?! Почему вечно лжешь? Один решаешь за нас обоих?!

Понимала, что накручивает себя, а не получалось остановиться. Начала вытирать его лицо. Нежно и мягко, несмотря на всю злость.

Он молча смотрел на нее таким темным взглядом, что глаза черными казались. И тени вокруг них, как впадины. Надо будет еще растворы прокапать…

— Оттуда нельзя уйти, малыш. Я сделал максимум из возможного, — наконец, сипло прошептал он. — Или вот так, как сегодня, можно. Надо было отпустить меня. Тебе бы стало легче…

Повернул голову так, чтобы касаться ее мокрых пальцев щекой.

Ее заколотило. Натуральным образом затрясло. Руки заходили ходуном, все тело начало трястись. Отскочила от кровати, комкая мокрое полотенце в руках, словно этим могла успокоиться, вернуться самообладание. Воздуха не было достаточно, хватала открытым ртом, а легкие будто отторгали его.