Тевтонский крест

Дмитрий уверял, что ТАКИЕ стрелы, выпущенные из ТАКОГО лука, пробивают любую броню, а по дальности полета не уступают болтам польских и немецких арбалетов. А ведь в бою опытные лучники порой накладывают на тетиву по две-три стрелы сразу. Ну а что до меткости стрелков, то… В общем, дядька Адам отдыхает.

— Татары учатся стрелять из лука сызмальства — так же, как и ездить на лошади, — пояснил новгородец. — Первые малые луки-игрушки они получают от родителей уже в три-четыре года. А в отрочестве прекрасно владеют серьезным оружием, годным не только для охоты, но и для войны. Лук же взрослого воина ты держишь сейчас в своих руках, Василь.

Бурцев попробовал натянуть лук взрослого воина. Увы и ах! Видать, не те мышцы качал. Слабоват он еще для подобных тренажеров. Дядька Адам — тот, может быть, и совладал бы, а вот омоновец, привыкший палить на стрельбище из автомата — никак. Арбалет — еще куда ни шло, но лук степняка…

Как справиться с упругой косичкой воловьих жил, как удержать ноющими от напряжения пальцами стрелу на тугой тетиве, как прицелиться, да если на полном скаку?! Нет, все это было выше его понимания!

— Ладно, не старайся понапрасну. — Дмитрий забрал у него лук. — Все равно наша дружина больше врукопашную рубится.

Помимо оружия Бурцева снабдили всем необходимым для похода. Каждый воин Кхайду-хана должен был иметь палатку или хотя бы пару теплых шкур. Плюс два кожаных мешка-турсука, которые использовались не только для хранения воды и пищи, но и при переправах через реки. Надутые воздухом, они хорошо держали на воде и человека, и всю его поклажу.

Меню кочевников было без изысков: просо, вяленое мясо, сухой кислый сыр-крута. Ну, и конечно, провиант, добытый по праву победителя на захваченных землях. Если припасы истощались, войско могло обходиться без воды и пищи до десяти дней: степняки пускали кровь лошадям, и насыщались ею. Впрочем, польские княжества — не безжизненные выжженные солнцем степи. Здесь пить лошадиную кровь пока не приходилось.

Кроме запасов провизии и воды, каждый воин вез с собой веревки, походный топор, сито для просеивания муки и очистки грязной воды, шило, нитки, иголки, пилки для затачивания оружия.

— Кстати, — заметил Дмитрий. — За отсутствие любого из этих предметов Чингисхан мог казнить своего воина. Кхайду не столь строг, особенно с союзниками, из-за потерянной иголки он головы не лишит. Но вот трусость в бою карается без пощады. Побежит с поля брани один человек — казнят весь десяток. Побежит десяток — казнят сотню. Казней не будет лишь в том случае, если в бегство обратиться все войско. Но такого, по крайней мере, при мне, еще не случалось.

Еще бы! Трудно обратить в бегство армию, каждый солдат которой знает, что, спасая в бою собственную шкуру, он обрекает на неминуемую смерть себя и своих товарищей после сражения. Ни шагу назад, в общем… Местные законы военного времени будут покруче сталинских расстрелов на передовой.

— В общем, предупреждаю сразу, Василь, — вполне дружелюбно продолжал Дмитрий. — Коли вдруг замечу, что ты начинаешь пятиться перед супостатом — зарублю собственноручно.

Бурцев промолчал. Но раз уж на то пошло, так же, наверное, вправе поступить и он, если в бою смалодушничает десятник.

— Зато можешь быть спокоен, — Дмитрий подмигнул. — В полон тебя ни поляки, ни тевтоны не возьмут. Мы не позволим. С этим здесь тоже строго: если кого-нибудь пленят, татары опять-таки убивают весь десяток.

Бурцев вспомнил брата Себастьяна с его пыточным арсеналом. Пожалуй, татаро-монгольский вариант круговой поруки — не такая уж и плохая вещь.

Знакомое и раскатистое «Бр-р-рум-бам-п» неожиданно громыхнуло где-то на краю лагеря. И еще раз, и еще.

— В чем дело? — вскинулся Бурцев. — Нападение?

Десятник прислушался. Нахмурился.

— Нет, — мотнул головой Дмитрий. — Сигнал сбора на казнь.

— Казнь?!

Новгородец кивнул:

— То, о чем я тебе только что говорил. Смерть — она легка на помине.

Бурцев поежился.

— И часто у вас такое происходит?

— С тех пор, как вошли на польские земли — в первый раз. Так что, думаю, стоит посмотреть. Особенно тебе, Василь. Оно, знаешь ли, полезно будет. Идем!

В «полезности» предстоящего зрелища Бурцев сомневался. Но последнее слово десятника прозвучало, как приказ. А в войске, где царят столь крутые нравы, пререкаться с командиром — себе дороже. Он предпочел не ерепениться. Пока, по крайней мере.

Глава 51

Мрачное действо происходило в круге, освещенном факелами. Огни держали угрюмые и неподвижные, словно статуи, воины с обнаженными саблями. Пламя злобно шипело и плевалось яркими искрами, чадило в черное небо густым дымом, плясало на ветру, отражалось одинаково недобрыми всполохами на заточенной стали клинков и в узких щелочках глаз.

Барабанщики, находившиеся за пределами огненного круга, мерно поднимали и опускали огромные колотушки. «Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п» — гулко вибрировала натянутая кожа монгольских тамтамов.

Суровые лица, колючие жесткие взгляды…