The Game. Игра

Кроме того, копия мира, изготовленная Паутиной, предлагала такую реальность, которая была куда более smart, чем ежедневно встречаемая нами: можно было путешествовать в любом направлении, передвигаться совершенно свободно, осмыслять полученный опыт согласно бесчисленным критериям, и все это в невероятно быстром темпе. Наоборот, мир первого порядка, подлинная реальность, был замедленным, неуклюжим, полным трения и подчиненным глухим, непрозрачным правилам. Настольный футбол рядом с видеоигрой.

Как бы это ни было рискованно, думаю, что следует продвинуться дальше и признать, что в предлагаемой им ментальной модели иномир Паутины обещал нечто более созвучное нашим способностям, осмелюсь сказать, более ЕСТЕСТВЕННОЕ. Если всмотреться, система ссылок повторяет гениальное устройство механизма, который нам очень хорошо знаком: НАШЕГО УМА. Ему часто приходится работать линейно, но он, возможно, создан не для такого движения. Если отпустить его на свободу, он именно движется, бесконечно кликая по ссылкам, открывая одновременно множество окон, ни к чему конкретному не приходя, поскольку постоянно норовит отклониться к чему-то другому, и сохраняя на каком-нибудь жестком диске память и карту путешествия. Подумайте, как устает ребенок, выполняя задание, решая пример по математике, усваивая страницу учебника, и вы непременно поймете, что, если бы наш мыслительный аппарат не принуждали работать линейно, он бы двигался способом, очень похожим на тот, который предлагает Паутина. В прошлом такой способ движения мысли клеймили как непригодный, неспособный к решению проблем и накоплению знаний; но вот Паутина самим своим существованием утверждала – нет, наоборот: именно двигаясь так, нелинейно, мы решим множество проблем и накопим особенные, но очень значимые знания о мире. И не только утверждала: стоило поддаться искушению и немного побродить по ней, как она это доказывала. Такое не могло оставаться незамеченным: тебя уверяли, что не признающий правил, недисциплинированный, поддающийся наитию придурок, который живет в тебе, ничем не хуже как первооткрыватель, чем офицерик флота, которого школа исторгала из тебя каждое утро. При условии – в этом-то все и дело, – что ты примешь существование других океанов, где реальность дублирована и представлена в другом формате, более приспособленном к нашему уму: по ним ты и должен плавать. По водам инобытия.

В таком своем утопическом проекте – предложить роду человеческому игровое поле, более соответствующее его способностям и инстинктам и более доступное любому, кто захочет играть, – Паутина осуществляла то, к чему уже давно стремились: подобные порывы мы узнаем в процессах, ничего общего не имеющих с информатикой, но нацеленных на тот же результат, что и Паутина, то есть изменить обыкновения мира, но мира подлинного, а не его копии. Я назову четыре, просто чтобы вы поняли: им мы обязаны появлением фантастической Паутины, докомпьютерной, доцифровой. Вот они (данные относятся к Европе, Соединенные Штаты – это особая статья):

– супермаркеты пятидесятых годов,

– телевидение с начала шестидесятых,

– голландский тотальный футбол в семидесятые годы,

– полеты low cost в восьмидесятые.

Нетрудно заметить, что Паутина многому научилась от всех четырех. Было в этих моделях сочетание доступности, свободы, быстроты, порывавшее с царившими на протяжении десятилетий неповоротливыми, медлительными, селективными системами. Мир избавлялся от некоторой скованности, и целые участки опыта (делать покупки, проводить время, получать информацию, играть в футбол, путешествовать) вдруг отрешились от оков, бесполезных и пагубных. Уже и в этих случаях некая потеря качества и даже подлинности имела место: в билетах на самолеты Ryanair даже не указывались места; идя в супермаркет Esselunga, ты можешь не рассчитывать, что продавец спросит, как дела в школе у твоего сына; голландская сборная по футболу ни разу не выиграла и ржавой трубы, а телевидение по сравнению с театром, оперой, даже кинозалом – опыт явно вторичный. Тем не менее ко всему этому неудержимо влекло: открывались новые горизонты, рассыпались в прах ветхие правила, изживали себя глупые запреты, и утверждалось новоявленное равенство. Паутина невольно стала наследницей, продолжила этот идеальный порыв и добилась триумфа, использовав стратегию столь же гениальную, сколь и рискованную: вместо того чтобы пытаться впрямую изменить мир, умудрилась обойти его с тыла, застигнуть врасплох и жестом, имевшим ни с чем не сравнимые последствия, предложила продублировать его, представить в мириадах цифровых страниц, произведя такими образом копию, где возможно летать за две лиры, как на самолетах Ryanair, играть на всех частях поля, как то делал Кройф, приводить всю планету к нам в гостиную, как то удавалось телевидению, и гоняться за товарами по всему миру, толкая тележку Esselunga до последних земных пределов. Ход, конечно же, неотразимый. Шах и мат.