The Game. Игра

Первым делом случилось нечто, застигнувшее меня врасплох: приходилось прилагать массу усилий, дабы убедить людей, что моя книга не направлена ПРОТИВ варваров. Люди так хотели внимать убедительным и блестящим речам о всеобщем обрушении, в котором виноваты ТЕ САМЫЕ, что, едва увидев заглавие, впадали в умонастроение, заставлявшее их в любом тексте вычитывать одни и те же мысли: все рушится, а виноваты ТЕ САМЫЕ.

Честное слово.

Я мог сколько угодно твердить, что никаких варваров, как ясно изложено в книге, не существует, что это мы все меняемся, причем на глазах, – но они не уставали благодарить меня за то, что я обличил бесчинства, творимые ТЕМИ САМЫМИ. Наверное, следовало бы избрать другое заглавие, например, «Да здравствуют варвары!», но нельзя быть уверенным, что и это бы сработало. Если человек тихо-мирно откладывает яйца в норах, огражденных вещами, которые нужно спасать, под теплым одеялом радующего взор упадка, не так-то легко его оттуда выманить. Инерция коллективного мышления склонялась к приятно будоражащему предвестию грядущего апокалипсиса, призванного погубить прекрасную душу мира: направить такой ход мысли в обратную сторону было невероятно трудно, а порой невозможно.

С тех пор прошел добрый десяток лет, и теперь я могу повторить мысль, которая все это время меня утешала: образ коллективного мышления изменился, племя вышло из нор, и лишь немногие сегодня объясняют происходящее сказочкой о каких-то варварах, которые сжигают наши твердыни, возбуждаемые кучкой жаждущих наживы торгашей. Сегодня большинство людей Запада принимает тот факт, что мы переживаем своего рода революцию – определенно технологическую, а может, и духовную, – призванную изменить все наши действия, возможно, также и приоритеты, а в конечном итоге само понимание того, что может считаться опытом. Возможно, они страшатся последствий революции, возможно, не до конца понимают ее смысл, но мало кто сомневается в том, что эта революция необходима и необратима и что она была предпринята как попытка исправить ошибки, которые нам обошлись слишком дорого. И люди приняли ее как задачу, как вызов. Нередко встречается вера в то, что она поможет нам построить лучший мир. В укрытии, под зонтиком представлений об упадке, хоронятся еще многие, но, словно в гигантской клепсидре, проскальзывают один за другим через перемычку своих страхов и присоединяются к большинству, уже находящемуся по другую сторону времени.

Что же произошло, спросят иные, почему по прошествии столь немногих лет мы все-таки приняли революцию и сделали на нее ставку?

У меня нет четкого ответа на этот вопрос, зато есть краткий список того, чего двадцать лет назад не было, а теперь есть:

 ВИКИПЕДИЯ

 FACEBOOK

 SKYPE

 YOUTUBE

 SPOTIFY

 NETFLIX

 TWITTER

 YOUPORN

 AIRBNB

 АЙФОН

 INSTAGRAM

 UBER

 WHATSAPP

 TINDER

 TRIPADVISOR

 PINTEREST

Если вам больше нечем заняться, можете пометить крестиком то, чему вы ежедневно посвящаете значительную часть вашего времени.

Порядком набралось, а? Спрашивается, какого черта делали мы раньше, чем заполняли наши дни.

Складывали пазл – картинку Швейцарских Альп?

Этот список говорит о многих вещах, но одну из них хочется здесь подчеркнуть: за двадцать лет революция укрепилась, укоренилась в повседневном существовании – в простейших жестах, в обыденной жизни, в том, как мы управляемся с нашими желаниями и страхами. При таком уровне проникновения отрицать ее наличие могут только идиоты, но и представлять ее метаморфозой, навязанной свыше некими силами зла, начинает уже казаться несколько притянутым за уши. В действительности мы осознаем, что в самых элементарных действиях нашего обыденного бытия мы прибегаем к таким движениям, физическим и ментальным, какие двадцать лет назад не принимали в новых поколениях; смысла которых не понимали, провозглашая их симптомами деградации. Что все-таки произошло? Нас завоевали? Навязали чуждую нам модель бытия?