Читаем The Last of Us. Как серия исследует человеческую природу и дарит неповторимый игровой опыт полностью

Убивать людей, независимо от их происхождения или принадлежности к той или иной группе, а заодно выдерживать долгие часы «постапокалиптического стресса» – вот чего требует от нас игра Naughty Dog. Мы бьем людей ножом, убиваем, душим – нас ждет бесконечная монотонная бойня. The Last of Us Part II кажется настолько утомительной, что иногда приходится делать перерыв, чтобы оправиться от насилия, которое нам буквально пихают в глотку. Игра делает акцент на насилии, которое порождает еще больше и больше насилия и достигает кульминации в финальной схватке. Мы так к ней стремились, а она приводит к полному разочарованию.

Однако в этом стремлении не удовлетворять игрока и не давать ему желаемое что-то есть. Может, таким образом Naughty Dog пытается сказать: «Остановитесь!»? Может, студия хочет таким способом порвать с индустрией? Возможно, такие размышления переоценивают взгляды студии. И все же в этом решении чувствуется желание пойти вразрез ожиданиям индустрии AAA-игр с ее вылизанной формулой, фансервисом и стандартизацией. Желание не становиться частью системы, напоминающей киновселенную Marvel. Со стороны Naughty Dog такое решение напоминает зов о помощи, идущий изнутри.

Не стоит забывать, что студия долгое время идеально вписывалась в принятую формулу с серией Uncharted

. Однако ее последняя часть, Uncharted 4: A Thief’s End, начала работу по подрыву экономической модели, построенной на франшизах. Сделать основной движущей силой The Last of Us Part II не вознаграждение игрока, а его страдание – радикальный и действенный метод показать, что, возможно, индустрии пора меняться. Не знаю уж, правда ли мы «лучше этого», но одно ясно точно: эмоциональное выгорание и тошнота, которые вызывает у нас игра, далеко не случайны. Эти чувства не были бы такими мощными, если бы мы десятилетиями не привыкли получать все желаемое от индустрии, готовой преподнести нам это по первому требованию.

15

Вайоминг

Июнь 2039 года – в тихом омуте

После столкновения в театре Сиэтла прошло несколько месяцев. Тогда Эбби ушла, оставив Элли и Дину полумертвыми. С тех пор девушки покинули штат Вашингтон, разрываемый на куски бессмысленной борьбой. На ферме, затерянной где-то в Вайоминге, царят солнечный свет и умиротворение. Элли в комнате на втором этаже дома. В руках у нее разбитые часы, которые Сара когда-то подарила Джоэлу. Где-то поблизости начинает плакать младенец. «Иди сюда, ты чего?» Элли спускается и видит Дину, которая как раз моет посуду.

В тысяче миль от мест, где прежде кипели битвы, жизнь, казалось бы, спокойна и полна надежд. Это жизнь, о которой в этом мире нельзя и мечтать. Никаких зараженных, никаких группировок, никакой ФЕДРА, только они втроем. «Эй, знаешь что? Я тебя научу играть на гитаре. Когда ручки вырастут. И когда ты перестанешь какать в штаны». Надежда на будущее. Стадо овец, работа на ферме – все, о чем мечтала Дина.

Год назад она призналась Элли, что хотела бы поселиться на ферме рядом с Джексоном, чтобы узнать, каково это – жить спокойно и счастливо. Элли сажает Джей-Джея в слинг и идет загонять овец в хлев. Она накладывает им сено и наполняет корыто водой. Лопата падает на землю. Перед глазами Элли встает окровавленное лицо Джоэла. «Элли! Помоги мне!» – кричит призрак. В ушах нарастает гул, который так и не покинул ее с того самого дня… Шрамы обладают удивительным свойством. Они напоминают о том, что наше прошлое реально. А некоторые шрамы так никогда и не зарастают до конца.

Несколько дней спустя Элли возвращается домой, неся дичь с охоты. Дома ее встречает нежданный гость. «Привет, Томми». Его лицо осунулось, правый глаз не видит, а хромота настолько сильная, что, похоже, останется с ним навсегда. Он превратился в тень себя прежнего. «Мы с Марией… решили на время расстаться». Жизнь после не так уж проста.

Томми: «Присядь, кое-что покажу. Я тут пару месяцев наводил справки. Один парень услышал мой рассказ. И тогда он вспомнил, что встретил женщину… по пути через Калифорнию. Говорит, сложена как бык. И при ней мальчишка со шрамами на лице. Сказал, они жили в этой области, на берегу в лодке. Вот здесь. Это точно она».

Элли молчит, на ее лице внутренняя борьба.

Дина: «Хватит с нас этого».

Томми: «Ну понятно… Легко, наверное, забыть про нее… когда вы живете тут припеваючи. „Она заплатит“. Так ты сказала, когда мы вернулись в Джексон. Мне вас жалко».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство памяти
Искусство памяти

Древние греки, для которых, как и для всех дописьменных культур, тренированная память была невероятно важна, создали сложную систему мнемонических техник. Унаследованное и записанное римлянами, это искусство памяти перешло в европейскую культуру и было возрождено (во многом благодаря Джордано Бруно) в оккультной форме в эпоху Возрождения. Книга Фрэнсис Йейтс, впервые изданная в 1966 году, послужила основой для всех последующих исследований, посвященных истории философии, науки и литературы. Автор прослеживает историю памяти от древнегреческого поэта Симонида и древнеримских трактатов, через средние века, где память обретает теологическую перспективу, через уже упомянутую ренессансную магическую память до универсального языка «невинной Каббалы», проект которого был разработан Г. В. Лейбницем в XVII столетии. Помимо этой основной темы Йейтс также затрагивает вопросы, связанные с античной архитектурой, «Божественной комедией» Данте и шекспировским театром. Читателю предлагается второй, существенно доработанный перевод этой книги. Фрэнсис Амелия Йейтс (1899–1981) – выдающийся английский историк культуры Ренессанса.

Френсис Йейтс , Фрэнсис Амелия Йейтс

История / Психология и психотерапия / Религиоведение