— Это что-то ужасно умное, Юлия Андреевна, а отдавая должное уму Маличей как семейной черте, лично я не претендую. В моем случае фамилия — не гарантия наличия мозга. Я дичок на вашем древе. Но и от дичка бывает польза. Я пригласительные принесла.
— Какие еще пригласительные? — удивилась Юлька.
— В театр пригласительные, — прощебетала Стеша и немного суетливо, даже нервно полезла в крошечную сумочку, висевшую на ее плече на тоненьком длинном ремешке. — На «Красавицу и Чудовище», у нас в этом сезоне для детей ставили, в дневное время. Я помню, что это твой любимый мультфильм был, и Царевич, наверное, еще слишком маленький, чтобы возмущаться, что ему бабские истории показывают, но попробовать его сводить, полагаю, уже можно. А не выдержит — уйдете. В общем, вот. На три лица.
И теперь уже перед Юлькиным носом оказался глянцевый цветной лист бумаги с фотографиями со спектакля и яркими буквами названия. Несколько секунд она смотрела на него, понимая, что в чем-то ее сейчас «подловили», но не совсем понимая в чем. А потом дошло. Это год назад пригласительный на Стешин спектакль на три лица был бы уместен, хотя она и не приглашала — они не бывали в Солнечногорской муздраме триста лет, вечно некогда. Но сейчас, сегодня… На три лица?
Юлька резко вспыхнула и посмотрела на Стефанию Малич, в былые годы известную актрису Адамову. А та, вместо наблюдений за ней, разглядывала матовый цветок, который на солнце не бликовал, и, может быть, именно поэтому казался еще роскошнее и дороже.
— Боже, какая все-таки прелесть! — восхищенно проговорила Стефания, коснувшись пальчиком поверхности. — Как будто бы он через огонь прошел!
— Диму я на спектакль с собой не возьму, я собираюсь подавать на развод, — выпалила Юлька.
— Ну а при чем тут Дима? — отозвалась «мачеха». — Будто бы тебе и без него сходить не с кем.
Еще несколько секунд они молчали. От Стешиного кофе продолжал подниматься пар — она никогда не пила горячим, ждала, покуда остынет. За окном туда-сюда сновали люди. Обеденный перерыв и в курортном городке наполняет оживленностью улицы, на которых в марте совсем почти нет приезжих, а все, что были, только что вышли из магазинчика в виде туристской группы.
Юлька вздохнула.
— Что уже случилось?
— Валюха Климова случилась.
— О господи…
— Встретила твоего отца вчера утром, когда он на работу шел, и радостно сообщила, что у него офигеть какой офигенный зять. Интересовалась, где он таких берет… Ее-то младшая всю жизнь в их трешке с мужем и детьми теснится. Гарик вечно набегами, когда очередная баба выпрет, но явно там же осядет на старости лет. А у вас с Женей такие мужчины… Ты же знаешь, у нее все благополучие измеряется наличием собственной жилплощади и машинами… вот она все восхищалась машиной. Белой, здоровенной… кажется, у Димы точно не белая…
— Точно не белая, — медленно повторила за ней Юлька. Помолчала, будто бы набирала то ли воздуха в легкие, то ли смелости в пригоршни. А потом спросила главное: — А папа что?
— А ты отца своего не знаешь? Отбрил ее, конечно… ну, как он умеет. Но ему же не легче от того, что он умеет… Он беспокоится, ты ведь понимаешь.
— Понимаю.
Стеша прикоснулась пальцами к чашке. Та становилась чуть менее горячей. Юлька сосредоточенно рассматривала брошь на ее пальто, пытаясь хоть как-то совладать с эмоциями. А ведь еще только начало. Еще объяснять. Папе. Все. А как?
Наверное, еще страшнее, чем Димке.
— Валька ему сказала, — нарушила тишину Стефания, — что вы всей семьей вчера Андрюшку повезли в детский сад. Еще и выдала, что сразу видно, какой он у тебя заботливый.
— Андрюшка? — рассеянно переспросила Юлька.
— Да муж твой. Заботливый. И еще красивый. И еще… слово какое-то… а-а! Статный. Вот. По экспертному мнению Климовой — очень тебе подходит.
— Да мало ли, кто кому подходит, — еще сильнее помрачнела Юлька и уронила лицо в ладони. Впрочем, ненадолго. Секунды хватило. Растерла глаза. И уже повеселее глянула на Стефанию: — Вот тебе сюда эта роза просто идеально подходит. Продать не готова, подарить тоже. А в аренду сдать до конца сезона — запросто.
— В какую еще аренду? Что ты выдумываешь?
— Украшения нужно хотя бы иногда носить, они для этого создавались. Тогда они живы. Вот поносишь, пока пальто носится, и вернешь.
— Дорогая, я присобачу ее на платье и буду носить в роли Эвы в следующем году. Это будет так уместно. Похоже на один из ее известных образов. Только у меня роза будет черной — как предвестник ее конца…
— Эвы?
— Эвы Перон. Кажется, я окончательно укрепилась в амплуа главной героини байопиков. Любых, — рассмеялась Стеша.
— Но тебе же нравится, иначе не соглашалась бы.
— Милая, мне придется петь. Это ужасно.
— Неправда, я прекрасно помню, как ты поешь.