The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

Барятинский организовал бурный общественный прием. Почетная сдача Шамиля и щедрое обращение с ним пролили новую славу на благородного победителя. Русские стремились сравнить свое поведение с поведением англичан в Индии во время мятежа. Весь этот эпизод положил начало новому этапу общественного интереса к региону и стал подтверждением того, что российское имперское правление является более доброй и мягкой формой империализма.

Восхваление благородных противников русской цивилизаторской миссии также могло породить неоднозначное отношение к этому предприятию, особенно в среде творческой интеллигенции. От придуманного Пушкиным Кавказа в поэме "Кавказский пленник" до толстовского Хаджи-Мурада в конце века литературные встречи русских писателей с туземными народами изобиловали противоречиями. Пушкин, Лермонтов, Толстой, Бестужев-Марлинский, испытавшие Кавказ воочию, вскрыли жилу антиимпериализма. В их произведениях образ горца бросил вызов казаку или заменил его в качестве модели героического пограничника. Как благородный дикарь он представлял свободный дух, который мог существовать только на краю цивилизации, претендовавшей на европейский статус, но не достигшей своего идеала. Хотя трудно определить точное влияние этих противоречивых течений на политиков, нельзя отрицать, что российские проконсулы в кавказских и транскаспийских пограничных районах проявляли больше признаков терпимости и готовности сотрудничать с коренными народами по сравнению с белыми американцами по отношению к коренным американцам.

"Ориентализм" в музыке выражал те же тенденции к контрасту, но не к уменьшению притягательности экзотики, когда ее дисциплинирует более упорядоченная европеизирующая структура. Изобретая мелодические и гармонические "коды", русские композиторы стремились передать звуки и образы экзотического и загадочного Востока. Эпизодическое использование аутентичных мелодий было не столь важно, как музыкальные приемы, с помощью которых представлялся Восток.

Стереотипные в своем роде, они настойчиво внушали, что музыка туземных народов может быть оценена русскими (или европейцами) только в том случае, если она пропущена через экран западных композиторских правил. Милий Балакирев, побывавший на Кавказе в 1862 и 1863 годах, использовал в своих произведениях черкесские мелодии, написал популярную "Грузинскую песню" на слова Пушкина и оркестровое произведение "Тамара" (первая редакция 1869 года), основанное на поэме Лермонтова о грузинской царевне, соблазнившей и убившей проезжих путешественников. Его самое известное произведение, которое до сих пор играют те, кто умеет, - чрезвычайно сложная "Исламейская" "Восточная фантазия" (1869), наполненная навязчивыми ритмами и ускоряющимися темпами, передающими впечатление безудержного религиозного экстаза. В то же время Александр Бородин закончил первую версию "Князя Игоря" (1869), квинтэссенцию востоковедческой оперы, в которой противопоставляются эротичные половецкие танцовщицы и прямой, энергичный русский князь-воин. Получив заказ на сочинение произведения к двадцатилетию царствования Александра II, он решил отпраздновать имперское продвижение России "В степях Средней Азии" (1880). Даже вспыльчивый Модест Мусоргский, написав по тому же случаю "Взятие Карса" с его чередованием военной помпезности и восточной чувственности. Михаил Ипполитов-Иванов, многолетний директор Тифлисской консерватории и дирижер городского оркестра, написал "Кавказские эскизы" и три оперы на восточные темы; действие последней, "Измена" (1908/9), происходит в Грузии XVI века во время борьбы между христианами и иранскими мусульманами. Отношения России с народами пограничья стали

обширное культурное предприятие, опирающееся как на научную, так и на образную онтологию. В процессе имперская идея стала популяризироваться и воплощаться в самовосприятии россиян. С тех пор как Петр Великий основал Академию наук и отправил Витуса Беринга исследовать тихоокеанские берега Сибири, приобретение и публикация географических и этнографических знаний стали частью имперского предприятия. Эти усилия оставались ограниченными до тех пор, пока Николай I не отправил Александра фон Гумбольдта в его знаменитое исследование Сибири, а затем в 1845 году основал Императорское Русское географическое общество. Среди исследователей и в обоих крупных научных учреждениях по-прежнему преобладали иностранцы, которые не были привержены идеям популяризации, продвижения и оправдания имперской экспансии России.

Расширение публичной сферы в России благодаря массовой прессе и росту грамотности сделало возможной популяризацию российской экспансии на Кавказе, в Закаспийском регионе и Внутренней Азии.