The X-files. Секретные материалы. Никому не доверяй (сборник)

Как и многие другие, Скиннер мог бы уйти с головой в работу и забыть о семейных проблемах, но, увы, она была источником еще большего стресса. В качестве заместителя директора Бюро Скиннер должен был принимать решения и делать выбор. И прямо сейчас он очутился на распутье: между несправедливо обиженным сотрудником и давлением одного из руководителей Бюро, который явно использовал служебное положение в своих сомнительных тайных целях. Того самого руководителя, что оставил на столе Скиннера пепельницу, полную окурков.

Безусловно, Скиннер знал, что агент Малдер не обвинял его в закрытии так называемого отдела «Секретных материалов» и переводе его самого в общий департамент, который в данное время занимался прослушкой телефонов. Эти приказы поступили от высшего руководства ФБР, а говоря менее официально, но более точно – от сегодняшнего собеседника Скиннера. Человека, оставившего все эти окурки в пепельнице. Но как непосредственный руководитель Малдера Скиннер все равно вынужден был принимать на себя и возмущение агента, и его дерзкий тон. Он понимал и гнев, и разочарование молодого человека, да и сам испытывал те же чувства. Как несправедливо! Малдер – один из лучших агентов Бюро. Один из самых перспективных за все шестьдесят лет его существования. Он заявил о себе еще до выпуска из академии. И вот теперь все его таланты будут потрачены впустую из-за грязных интриг курильщика. Попробовав надавить на начальство и выяснить причины отстранения агента, Скиннер столкнулся той же непробиваемой стеной молчания, что и Малдер, когда начинал задавать слишком много вопросов.

Однако все эти эмоции не имели принципиального значения, Скиннер должен был опираться в своих решениях на логику, чтобы защитить и самого Малдера, и его напарницу Скалли. Скиннер подозревал, что если он этого не сделает, то перевод в общий отдел окажется еще не самым плохим, что может случиться с Фоксом Малдером. Так что каждый день Скиннер, оказавшийся меж двух огней, занимал выжидательную позицию и не принимал никакого решения, пытаясь сохранить баланс между двумя противоположными интересами и задаваясь вопросом, как долго он еще сможет так продержаться.

Да, ночная пробежка под звездами была бы кстати. Может, получится придумать что-нибудь или просто отвлечься на несколько минут от всех этих мыслей. Хорошие поступки, дурные дела… Звезды равнодушно смотрят с ночного небосклона – мирозданию безразличны тревоги людей, их борьба, победы и поражения.

И, может быть, после пробежки ему удастся нормально заснуть, хотя вряд ли. Еще до того, как их брак с Шерон начал трещать по швам, жена заставила его обратиться в клинику нарушений сна. Слишком часто он просыпался среди ночи, крича от ужаса, в поту. Он сказал ей, что ему снится Вьетнам, и не лгал. Но это была не вся правда. Его мучил один и тот же кошмар – снилась старуха, лишь один раз встреченная им во Вьетнаме, но про нее он не рассказывал ни Шерон, ни кому-либо другому.

Однажды ночью во время патрулирования отряд Скиннера расстреляли из засады. Всех до единого. Его тоже. Несколькими мгновениями позже Скиннер вдруг понял, что смотрит сверху вниз на свое распростертое на земле тело. Спокойно и без страха наблюдал он за подошедшими к нему вьетконговцами, видел, как они забрали форму, оружие, снаряжение и как ушли. А когда на рассвете появились морпехи, Скиннер, по-прежнему со стороны, смотрел, как его собственное тело уложили в мешок для трупов. Спустя две недели он очнулся в госпитале в Сайгоне, где и узнал, что уже практически перед самым погребением у него обнаружили пульс.

Эту часть истории Шерон знала – и только она одна. А вот то, что какая-то старая женщина оставалась с ним все то время, – об этом он не рассказывал ни единой душе. Старуха появилась, когда он упал после выстрела и увидел себя со стороны. Она оставалась рядом с ним до тех пор, пока он не очнулся в больнице, поддерживала его и уносила прочь от яркого, манящего света.

Скиннер не верил, что получил тогда, как бы это назвал Малдер, околосмертный опыт. Он был уверен, что и старуха, и все прочее – это просто галлюцинации, вызванные тяжелым ранением и тем количеством препаратов, которые он принимал, чтобы справиться с происходящим на войне. И все равно даже спустя годы он просыпался от собственного крика, видя ее во сне.

Ну что ж, неудивительно, если его брак разваливается.

Скиннер снял очки и потер переносицу – там начинала пульсировать головная боль. В этот момент кто-то постучал в дверь.

– Входите. – Скиннер снова надел очки и выпрямился.

В открывшуюся дверь заглянул один из уборщиков, парнишка из Гватемалы, на вид лет двадцати с небольшим. Он улыбнулся Скиннеру, тот ответил коротким кивком.

– Вы сегодня задержались. Много работы?

– Да, но надо же кому-то ее делать.

– Зайти попозже?

– Нет, – покачал головой Скиннер. – Все нормально, я как раз собирался уходить.