Монстр посмотрел на Скиннера и взревел. Звук этот был очень похож на дикий вой, что Скиннер слышал тогда во Вьетнаме у входа в туннель. Но в том крике отражалась боль, в этом же Скиннер слышал ярость.
– Не двигаться! – хотел было рявкнуть Скиннер, но голос отказал ему, и он смог выдавить из себя только невнятный хрип.
В горле пересохло, и Скиннер откашлялся:
– Подними руки и отойди от него!
Существо моргнуло и напряглось. В его взгляде читался злобный ум.
А Скиннер внимательней присмотрелся к серебристой вещице на шее монстра и понял, что это пара армейских жетонов.
– Рамирес? Это ты?
Услышав его вопрос, крысочеловек замер и словно растерялся. Он бросил взгляд на неоконченную трапезу, потом посмотрел на Скиннера и с новым пронзительным воплем вскочил на ноги.
Скиннер дважды нажал на курок, целясь в грудь. Выстрелами существо отбросило в сторону, но оно развернулось и ринулось в атаку. Хлестнув хвостом, монстр сбил Скиннера с ног. Пистолет выскользнул и исчез в темноте.
Ловя ртом воздух, Скиннер сел. Брюки и пальто намокли в вонючей сточной воде, а очки запотели. Торопливо протерев очки, как мог, он первым делом кинулся на поиски оружия. Пистолет нашелся почти у самой кромки воды. Когда Скиннер вернулся, монстр ушел, но еще слышался звук когтей, царапающих металл.
Он склонился над жертвой и проверил пульс, почти не надеясь почувствовать биение. Конечно, человек был мертв.
Поднявшись на ноги, Скиннер пустился в погоню. Заметив пятнышко крови на стене туннеля, понял, что сумел ранить монстра. Чем бы тот ни был. Реальным он быть не мог.
Света становилось все меньше, и ситуация настолько походила на произошедшее во Вьетнаме, что впору было заподозрить, что мозг играет с ним дурные шутки. Если бы агент Скалли была здесь, она бы подтвердила.
Вскоре царапанье впереди прекратилось. Скинер замедлил шаг, гадая, остановился ли монстр и выжидал, чтобы напасть из засады, или ввел Скиннера в заблуждение и ускользнул? Но за следующим поворотом он обнаружил, что ни одна из версий не верна.
Рамирес сидел в воде, ссутулившись и вытянув ноги. На нем были те же лохмотья, что и на монстре. Но теперь они болтались намного свободнее. Армейские жетоны все так же висели на шее. Услышав приближение Скиннера, Рамирес устало поднял голову. Его рот и руки были заляпаны кровью, но еще больше струилось ее из пулевых ран на груди.
– Рамирес! Это правда ты?
– Кто здесь? – нахмурился раненый.
– Скиннер. Помнишь, познакомились во Вьетнаме. Морпех.
– У-уолт? – Несмотря на боль, Рамирес ухмыльнулся. – Твою ж мать! Ты?
Скиннер настороженно приблизился к нему, держа пистолет наготове.
– Нет надобности, Уолт. Стрелять больше не придется. Я умираю. – Рамирес покачал головой. – В кино слишком много хрени. На самом деле, не нужны никакие серебряные пули. Обычные ничуть не хуже.
– Рамирес… Я…
– Успокойся, все нормально. Все правильно. Я хочу умереть.
Скиннер убрал пистолет в кобуру и опустился на корточки рядом с Рамиресом.
– Держись. – Он достал телефон, который все еще ловил слабый сигнал. – Я вызову помощь. Просто оставайся со мной.
– Нет, – с присвистом прохрипел Рамирес. – Не зови никого. Просто побудь со мной.
– Не мели чепухи. Нужно вызвать врачей, или ты умрешь.
– Я и хочу умереть, Уолт. Но не хочу умирать в одиночестве. Побудь со мной? Прошу. Останься со мной, как тогда.
Кивнув, Скиннер сунул телефон в карман телефон и без всяких колебаний взял Рамиреса за руку, покрытую кровью.
– Что… Что же с тобой случилось?
– Проклятые туннели. – Рамирес кашлял кровью. – Лучше б вы дали мне помереть еще тогда. Но я не виню тебя, Уолт. Ты просто пытался помочь. Но, когда меня укусила та тварь… он меня заразил, наверное. Это началось не сразу. Меня вывезли из джунглей, и еще две недели я провалялся в госпитале в Сайгоне, прежде чем меня отправили обратно к цивилизации. К концу месяца я оказался в Штатах, там меня и накрыло.
– В смысле?
– Изменения. Они случаются раз в месяц, как у женщин критические дни. Хотя сомневаюсь, что это как-то связано с фазами луны или чем-то таким. Иногда я меняюсь раньше, иногда позже. Но раз в месяц…
Он снова зашелся в кашле, сотрясаясь всем телом. Кровь потекла изо рта и носа. Когда приступ закончился, Рамирес продолжил, тяжело дыша:
– Раз в месяц я превращаюсь в монстра. Я не хочу этого, но ничего не могу с собой поделать. И монстр голоден… Уолт, он так голоден…
– Тише, тише, – успокаивал то ли его, то ли себя самого Скиннер.
– Скоро затихну совсем, приятель… но пока… пока я должен сказать тебе. Я виноват. Я делал… всякое… действительно плохое… хуже, чем то, что мы творили там. Все это время я был как в ловушке. Во мне жило… понимаешь… два существа. Я и… тот, другой. И когда он брал контроль на себя, я ничего не мог сделать… Я чувствую себя чертовски виноватым. Больше не хочу так… никогда. Но я не мог… не мог сделать выбор… сам.
Рамирес умолк, дыхание толчками вырывалось из груди. Скиннер держал его руку, мысленно прощаясь с другом, но тот внезапно вздрогнул и прохрипел:
– Ты… понимаешь, Уолт?
– Понимаю, – кивнул Скиннер.
Рамирес сжал его руку: