This War of Mine (Ремейк)

— Вам следует покинуть территорию, вернуться на развилку и пойти по западному пути. Как поняли?

На тропинке, меньше чем в двадцати метрах от нас, появились двое мужчин. Между ними, спотыкаясь, шла девочка лет шести, она держала их обоих за руку. Мужчины выдавили из себя улыбки и помахали нам руками, но взгляд мой был прикован к маленькой девочке.

В ее глазах была отрешенность, она не смотрела даже под ноги. На лице грязные потеки, спортивные брюки, когда-то розовые, сейчас казались грязными и заношенными. Опустившись на колени, прикоснулся к ее шее, она в страхе отшатнулась.

— Еду, воду — немедленно! — крикнул своему взводу через плечо. — Док, осмотри ее. Не знаю почему, но чувствовал, надо спешить, чувствовал ответственность за девочку, раньше со мной такого не было. Думаю, частично это было вызвано тем, что она была маленькой. Но в основном это все же происходило из-за разительного контраста между физическим здоровьем и душевным страданием.

— Сэр, с физической стороны все нормально, может, только небольшое обезвоживание организма, — отрапортовал Док. Он протянул ей бутылку с водой. Двое мужчин, поняв, что мы распознали проблему, засмеялись и обняли нас.

Дэвис был рядом и переводил, мужчина постарше говорил. Он стоял с руками за спину, был расслаблен и несколько напыщен.

— Он говорит, танки и солдаты на плотине. Они не пускают туда людей, так как там спрятано химическое оружие, может, зарыто в земле.

Поднял рацию и попросил связаться с полковником, командиром нашего батальона. Браун ответил с понятным раздражением в голосе — надо же, прямо посреди сражения его отвлекает какой-то там командир взвода. Поспешил реабилитироваться и отрапортовал о полученной информации, о возможном наличии химического оружия на дамбе.

— Вас понял, Банши. Лично передам эту информацию дивизии, — ответил полковник.

Наш рапорт приняли к сведению, отработали, но химического оружия так и не нашли.

Вглядываясь в дома справа от нас, увидел что-то заставившее меня остановиться. Большая часть батальона уже прошла по этому участку дороги, но все же никто не обратил внимания, что за одним из зданий припаркован иракский военный грузовик.

— Уинн, остановись, — попросил.

К дому направилась половина взвода. Морские пехотинцы, общаясь между собой знаками, разбились на три команды и подходили к дому с трех сторон. Как только напряжение, предвкушающее перестрелку, начало зашкаливать, входная дверь дома открылась и из нее посыпались дети.

Они кричали:

— Америка! Америка! Хорошо! Хорошо! Хорошо!

Мои морпехи опустили оружие.

Следом за детьми появился мужчина средних лет, одетый в западную одежду, с усами как у Саддама.

— Привет, ребята, — заговорил он на английском почти без акцента. Как будто отвечая на наши немые вопросы, он объяснил, что был английским профессором в Багдадском университете. Двенадцать детей, бегающих вокруг морских пехотинцев и корчащих им рожицы, были его детьми.

Он также сказал, что Республиканская гвардия приходила к нему домой вчера ночью с восемью зенитными установками в кузове грузовика «ЗИЛ», сделанного в России. Мужчина очень боялся, что американцы в процессе военных действий начнут все бомбить и разрушать его дом. Ответил, что больше по этому поводу ему переживать не надо.

Мы установили трофейный иракский знак «Стоп» в трехстах метрах вниз по автостраде, а рядом с ним, на большой картонной коробке, одной из тех, в которых был наш паек, Дэвис написал: «Поворачивайте назад» на арабском, конечно.

В первый раз за день вспомнил о пленнике в моем «Хаммере». Он лежал лицом вниз, руки были связаны за спиной. Над ним стоял Кристенсон.

— Перережь веревки, дай ему еды и воды, — сказал ему.

Кристенсон посмотрел так, как будто намереваюсь выпустить из клеток зоопарка бешеных львов, но веревки все-таки перерезал. Мужчина, скуля и потирая запястья, медленно встал. Он печально посмотрел на меня, его усы непроизвольно дергались, — наверное, что-то нервное. Протянул ему бутылку воды.

— Спасибо.

— Говоришь на английском? — удивился. Судя по его невзрачной внешности, решил, что он был солдатом.

— Немного, да. У меня сердце болит. — Он приложил руку к груди, и усы его снова завибрировал.

— Из какого ты рода войск?

— Я не солдат, — ответил он, сейчас его лицо было похоже на морду таксы.

— Тогда почему на тебе военная форма и почему ты стрелял в нас?

— Я всего лишь простой солдат из милиции Аль-Квидса. Не хочу в вас стрелять.

— Но ты стрелял в нас. Мы тебя почти убили.

— У меня пять дочерей. Партия Баас отобрала их у меня и приказала стрелять в американцев, иначе они бы убили девочек.

Не знал, верить ему или нет, но он задел струнку моей души. Парень по возрасту был как мой отец. Одежда грязная и порванная. Он выглядел таким же измученным, как и мы. Он боялся, что мы его убьем.

— Выпей эту воду и поешь.

Он смотрел на колени, потом наши глаза встретились.

— Делай то, что мы говорим, и ты не пострадаешь. Если попытаешься выхватить у кого-то оружие или убежать, мы тебя пристрелим. Не раздумывая. — Повернулся к Кристенсону, чтобы моргнуть и прошептать:

— Не стреляй в него.