Тяжелые дни

Андрей Титыч. Маменька послали к тятеньке, они теперь в суде по делу, так чтоб домой вместе. А то, пожалуй, уедут куда с судейскими, да и загуляют. А если они загуляют-с, так уж лучше беги все из дому вон, потому такая война пойдет дня на три, что хуже французского разорения. К тому же нынче маменька не пускали тятеньку в суд, потому нынче понедельник – тяжелый день, а маменька этому очень веруют; ну, а тятенька не послушались, так маменька еще больше боятся.

Досужев. Отчего ж ты пешком? Лошадей, что ли, у вас нет? Врешь ты, должно быть. Не назначил ли здесь, в саду, какого свиданьишка?

Андрей Титыч. Нет-с, Василий Митрич, не до того-с! Я вам скажу, просто нет никакой возможности на свете жить, вот что.

Досужев. Отец, что ли, свирепствует?

Андрей Титыч. Кому ж еще! Известно, тятенька! И прежде тятенька были люты, а теперь уж и описать нельзя. До того дошли, что никаких себе границ не знают.

Досужев. Воюет, что ли, очень?

Андрей Титыч

. Теперича в газетах про черкесов пишут, что они злые хищники и бунтовщики; так поверьте душе моей, что ни одному черкесу того не сделать, что тятенька могут.

Досужев. Что ж за причина такая?

Андрей Титыч. Все насчет моей женитьбы. Помыкают мной так, хуже чего быть не может. Повезут меня невесту смотреть, куда им вздумается, и сейчас там из-за приданого или из чего другого ссору заведут, крик подымут, так домой и уедут. Потом в другом месте то же самое. Вот теперь в Таганке: поверите ли, с матерью невесты два раза нехорошими словами ругались; поругаются, недели две не ездят, потом опять помирятся. А уж я не то чтоб сказать что, а и дышать-то не смею. Невесты же, Василий Митрич, вот уж мы их, никак, восемь смотрели, все мне не по сердцу-с; только что одно телесное сложение, а больше ничего нет-с.

Досужев. Жаль, брат, мне тебя, Андрюша.

Андрей Титыч. И к тому же, по моим чувствам, мне теперь жениться никак невозможно-с.

Досужев. Отчего же?

Андрей Титыч. Я теперича оченно влюблен-с.

Досужев

. Что ты!

Андрей Титыч. Уж это так точно-с.

Досужев. В кого же?

Андрей Титыч. Уж есть такая девушка-с.

Досужев. Как же это тебя догадало?

Андрей Титыч. Да разве долго-с? Один раз взглянул – и довольно-с.

Досужев. Ну, что ж, старайся, хлопочи!

Андрей Титыч

. Хорошо вам разговаривать-то! Как тут хлопотать! Кабы я человек был, тогда другое дело; а то что я такое? Арестант какой-то, да еще хуже. Свободы никакой не имею, выходу из дому нет.

Досужев. А из каких она?

Андрей Титыч. То есть вы насчет моего предмета?

Досужев. Да, насчет твоего предмета.

Андрей Титыч. Из купеческих, только не из богатых.

Досужев. Что ж, ты познакомился али одними взглядами пробавляешься?

Андрей Титыч. Оченно хорошо знакомы, даже у нас в доме бывают-с; только оченно неспособно дома разговаривать-с.

Досужев

. Что ж ты, в любви объяснился?

Андрей Титыч. Да вам на что же-с? Собственно только для смеху-с?

Досужев. Ну, вот еще!

Андрей Титыч. Уж я вас знаю-с. Да мне что ж! Смейтесь, пожалуй! Мы свое дело знаем.

Досужев. Ну, как же ты с ней объяснялся? Скажи, Андрюша, голубчик!

Андрей Титыч. А вот как-с! Были они у нас как-то с матерью в гостях, да и засиделись, так что уж смерклось почти. Вот старуха-то и говорит: «Как же мы так поздно пойдем?» А маменька им на это: «Да вот Андрюша вас проводит». А я этому делу и рад; сейчас шапку в руки и говорю: «С большим нашим удовольствием». Вот пошли-с, старуха сзади, а мы впереди-с. Только она меня и спрашивает: «Вы, говорит, любите шибко ездить?» Я говорю: «Это первое мое удовольствие». – «Я тоже, говорит, сама до смерти люблю. Хорошо бы, говорит, знать, что человек думает». – «А для чего же, говорю, вам знать-с?» – «А для того, говорит, что сейчас можно видеть, правду человек говорит или нет». – «А разве, говорю, так нельзя этого заметить?» – «Я, говорит, никогда не могу заметить; я всему верю, что мне говорят. Отчего, говорит, вы никогда к нам не зайдете?» – «Оттого, говорю, что не своей волей живу». – «Вон, говорит, окошко, я всегда подле него сижу; вы каждый день мимо ездите, а никогда не взглянете; а я так не в вас, без того от окна не встану, чтобы не дождаться, как вы из городу проедете». Так меня эти слова за сердце и ухватили, а сказать ничего не умею. «Жаль мне вас, говорит, такой вы робкий». – «Я, говорю, очень робок-с». Тут мы подошли к дому, остановились, старуха прошла в калитку; а я сейчас оглянулся, вижу – на улице никого нет, не говоря худого слова, в охапку ее, да и поцеловал-с.

Досужев. Ну и молодец!

Андрей Титыч. Она как прыгнет в калитку, и сейчас ее захлопнула. Так мне стало совестно, лучше бы я, кажется, на этом самом месте сквозь землю провалился.

Досужев. Вот хвалю! Ты всегда, что ли, так?