Тяжелые звезды

Не только я, очень многие ценили Романова. Помню, его хвалил министр обороны Павел Грачев, отметивший Анатолия после первых самостоятельных докладов командующих родами войск: «Романов у тебя, вот какой генерал, молодец!» Действительно, все, что поручалось ему, Романов, исполнял добротно и никогда не терял присутствия духа. За всю нашу совместную службу, может, только раз и услышал я в его голосе нотки тревоги, когда во время октябрьских событий в Москве он доложил мне об измене полковника Васильева. Позже радиоперехват переговоров, проводившихся в эфире, опубликовала, кажется, «Комсомольская правда», и там дословно было приведено короткое донесение Романова. Он еще сокрушался: «Какой же я дурак! И зачем я это сказал?» Я его успокоил: «Ну и что такого ты сказал?.. Как раз тебе я очень благодарен: в этой ситуации была нужна правдивая, реалистичная информация. Слава Богу, что сам сдержался и не понес в эфире матом… Спокойно тебе ответил: «Все понял». Хотя на языке вертелись совершенно другие слова».

Во время переговоров с боевиками самообладание Романова производило на чеченцев неизгладимое впечатление и позволяло шаг за шагом продвигаться к миру.

Разумеется, на переговорах в миссии ОБСЕ, где проходили встречи с Масхадовым и другими видными дудаевцами, в первую очередь решались конкретные вопросы сдачи оружия, выдачи пленных, разбор конкретных перестрелок и стычек. Но цели дудаевцев обусловили и их особое поведение на переговорах: кто-то из них специально опаздывал на встречи, кто-то начинал говорить о вещах посторонних. Но даже в этих условиях Романов старался выполнить свои обещания. С Масхадовым в конце концов у него сложились нормальные отношения. Конечно, насколько это было возможно. Но нельзя переоценивать его роль: Масхадов использовался только как военный специалист. Сам он, выполняя волю Дудаева, ничего не решал.

Философия самого Романова по поводу мира была понятна: «Воюя с бандитами, мы должны гуманно относиться к мирному населению. Если мы бездумно разрушаем дом, который чеченский крестьянин всю жизнь собирал по кирпичику, человек озлобляется, автоматически переходит к Дудаеву. Если же нам удастся решить вопросы мирным путем, то это для Дудаева страшнее выстрела. Не зря он по телевизору назвал меня своим личным врагом».

Отлично понимая и настроения чеченцев-мятежников, и простых жителей Чечни, Романов пытался использовать на переговорах все свои сильные стороны: терпимость, уважение к противнику и его аргументам, знание обычаев и психологии людей, с которыми почти ежедневно он за стол переговоров садился лицом к лицу. Например, чеченцы искренне считают, что мужчина не может показываться на людях неодетым. Что можно было сказать о наших бойцах, которые, не задумываясь об особенностях чеченского менталитета, из-за жары ходили полуголыми, что вызывало у чеченцев смешанное чувство удивления и неприятия. Романов это понимал, собирал своих офицеров и говорил: «Наши солдаты должны уважать традиции народа. Пусть оденутся. Я понимаю, что жарко, но это нужно сделать: своим видом они оскорбляют чеченских женщин!»

Такая гибкая, умная и доброжелательная позиция Романова начинала давать конкретные результаты. 23 августа 1995 года, в Грозном, после встречи с чеченской стороной, он вышел к журналистам и сообщил, что до 30 августа должен осуществиться процесс разоружения и отвод войск в Ачхой-Мартановском и Сунженском районах. «К этому же сроку, — добавил он, — будет осуществлен вывоз вооруженных отрядов из горных районов». Ответственными за это мероприятие с российской стороны был назначен генерал Павел Маслов, с чеченской — Казбек Махашев. Тогда же, в августе, Романов сделал заявление о том, что «оружие готовы сдать в Ножай-Юртовском районе и достигнута договоренность еще в четырех районах о том, что нужно прекратить боевые действия». Чуть помедлив, добавил: «Если, конечно, Дудаев не сорвет этот процесс…»

Прилетевший из Москвы Олег Лобов, назначенный представителем президента и являвшийся гарантом соблюдения соглашения, опирался на Романова и прислушивался к нему. Романов уже действовал как профессиональный дипломат — искал в Чечне новых людей. Тех, с кем можно было работать и договариваться. Прилетел Хасбулатов — он готов был работать и с ним. В этих заботах я оставил Романова 5 октября, когда вместе с Лобовым улетел в Москву на встречу с президентом. Правда, был он в этот день чем-то особенно озабочен, как будто что-то чувствовал. На мой вопрос ответил сокрушенно: «Да там опять не выполнили…» Но в его тревоге не было ничего необычного: так бывает, когда срывается задуманное, когда приходится распекать кого-то за огрехи и нераспорядительность. Тебе нехорошо на душе, а все к тебе пристают: «Что случилось?» Но Романов еще посоветовался по делу: «Ситуация тупиковая. Мне не удается убедить Масхадова. Нужно искать дополнительные варианты…»