Тяжелые звезды

Как мне стало известно, начиная с 23 декабря, в высших эшелонах власти (Верховный Главнокомандующий, премьер-министр, министр обороны) циркулировало донесение начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба генерала Федора Ладыгина, где сообщалось о планах террористов нанести удар по этому городу. Подтверждение этому я нашел и в книге «Эпоха Ельцина», написанной группой бывших помощников президента и изданной в 2001 году: «Еще 25 декабря поступила оперативная информация, что бандоформирование «Одинокий волк» под командованием С. Радуева готовится к нападению на Кизляр. Сообщение отправили наверх, но ему не придали значение. К тому времени, перестраховываясь, с мест посылали любую непроверенную информацию, большинство этих данных не подтверждалось, но каждый руководитель мог найти за соответствующее число подходящее донесение и прикрыть себя: «Мол, мы предупреждали».

Телефонный звонок дежурного по МВД поднял меня ночью, как я уже упоминал, в госпитале. Первый доклад был лаконичен: «Обстрелян аэродром в Кизляре… Подожжен вертолет… Была попытка захватить военный городок батальона внутренних войск, но она отражена огнем…» Я в свою очередь потребовал уточнить, каковы силы нападавших и, сменив больничную одежду на мундир, спешно отправился в министерство. Дальше, в 11 часов, памятное заседание Совета безопасности и гневный голос президента: «Ну что, генералы, почему пропустили?!»

Оставалось только констатировать: действительно, пропустили… Но на вопрос — все-таки почему? — теперь я мог изложить президенту те аргументы, которые во время бедствия в Буденновске мог приводить, разве что, себе самому: «Борис Николаевич, они не могли не пройти. В Чечне не введен режим чрезвычайного положения, а значит, войска Объединенной группировки скованы в своих действиях». И далее все то, что по этому поводу мной было высказано в предыдущей главе.

Да, прошли… Скрытно переправились через Терек, разбились на боевые группы, сожгли два вертолета на аэродроме и подступились к городку батальона ВВ. Но, везде получив по зубам и потеряв до двадцати человек убитыми, пошли по некогда проторенному Басаевым пути: захватили больницу, согнали в нее несколько сот местных жителей и объявили их заложниками. Сейчас я уже не припоминаю, кто из двух бандитов — Басаев или Радуев — в конце концов получил среди чеченцев позорную кличку Роддомов, но то, что оба ее заслуживали в равной степени, лично у меня никакого сомнения не вызывает.

Неприятно поразило вот что: пока одни искренне сочувствовали чужой беде, другие начинали пляску на человеческих гробах. Корреспондент «Комсомольской правды» Александр Евтушенко предоставил радиостанции «Свобода» вот такое видение событий: «Федеральные силы специально спровоцировали заход Радуева в Кизляр. Была какая-то, видимо, дезинформация пущена, что там находятся вертолеты с оружием и их легко захватить. Когда Радуев и его группа прибыли на аэродром, там оказались три вертолета без топлива и пустые ящики из-под оружия. Эти вертолеты были взорваны, завязался бой. И почему-то «коридор», по которому могла уйти группа Радуева, оказался в направлении больницы, и им ничего не оставалось делать и ничего не стоило захватить больницу в заложники».

На пресс-конференции, которая прошла в Москве, в пресс-центре на Старой площади, 20 января 1996 года, я не выдержал: «Вот сразу же отвечаю на вопрос Евтушенко: нет отсюда «коридора». Вот аэродром… (Показывая на карту. — Авт.). Уж если отступать им отсюда, то отступать или сюда, или обратной дорогой. Вот батальон внутренних войск, где они потеряли сначала 7, а потом 12 человек. Вот вертолетная площадка. А вот больница. О каком «коридоре» идет речь?.. Моя точка зрения — это цинизм в высшей степени. Это как надо не уважать Российское государство, свое Отечество, чтобы вот так заявить и сказать. Но это моя точка зрения».

Там же я извинился перед журналистами, что в начальной стадии операции мы, ее руководители, ограничили доступ многочисленных репортеров к рабочей информации штаба и запретили походы к боевикам. Объясняя свою позицию, я сказал так: «Это оправданная, общепринятая мировая практика. Во время переговоров, во время подготовки операции нельзя этого делать и разносить по миру все ее особенности… Или, как это было в Буденновске, когда Басаев потребовал поставить перед собой телевизор и, глядя в него, диктовал, как формировать общественное мнение… Этого не должно было произойти».

У меня не было и нет никакого предубеждения по поводу методов репортерской работы. Я с пониманием отношусь к российским и зарубежным журналистам, зная, как нелегко достается им профессиональная удача. Особенно на войне. Но, препятствуя прямому общению репортеров с террористами, я исхожу из убеждения, что есть границы разумного, которые переступать не стоит. Должно стать незыблемым правилом, что террорист, шантажирующий общество, должен быть лишен возможности ставить свои условия через средства массовой информации. Это вопрос профессиональной и человеческой этики.

* * *