Тяжелый круг

— Видишь, Санек, ты уж и поумнел. А тебе, Вета, я еще не говорил про этого Титаника. Он один раз на старте встал на оф. — Тут Милашевский повернулся к друзьям, пояснил: — На оф — это значит, по-цирковому, на дыбы. Да, встал на оф, а я его в это время шамбарьером, то есть хлыстом, «палкой», если по-нашему, по-жокейски сказать.

Касьянов с Наркисовым потрясенно переглянулись, и это сразу подметила Виолетта.

— В эти дни мы с Сашей много о цирке говорили, — сказала она таким тоном и с такой улыбочкой, словно бы виноватой себя чувствовала и прощения просила. — И почему бы тебе, Саша, в самом деле не пойти в цирк?

Этот вопрос Виолетты смутил не только Сашу. Наступила общая неловкость, и он ответил неожиданно для самого себя:

— Я, может, и впрямь в цирк пойду, в берейторы.

— То есть в штукмейстеры? — с улыбочкой спросил Касьянов, полагая, что Саша не иначе как шутит, и был удивлен, заметив, что его слова рассердили Виолетту. Глаза у нее опять расширились и потемнели, она стала говорить строго и назидательно:

— В этом слове нет ничего унизительного. Штукмейстер — значит, по-цирковому, еще и конный штукарь, искусник, кунсберейтор, шталмейстер, мастер верховой езды… А названий так много потому, что цирк самое древнее искусство, его любят все народы, вот почему тут всякие старинные слова и переводы, но разве же это плохо? То-то же что нет. Саша, конечно, грубовато и обидно для вас сказал, — ну, это, про серую попону, однако и ваши задворки — такое слово, от которого у нас может быть навек ссора, вы же знаете, кто я?

— Да, да, да, от такого слова не только ссора, от него люди могут к ножу перейти, — суровым голосом поддержал Нарс. Саше хотелось крикнуть, что никакой он не штукмейстер, а жокей поталантливее Наркисова и Касьянова, хотя им обоим везет, а ему почему-то нет, но что он еще докажет, кто есть кто. Однако не только крикнуть, и шепотом не смог бы произнести этого Саша, потому что отравленное словцо «штукмейстер» вошло в его душу беспощадным приговором, дохнуло холодом обреченности, он ощутил вдруг снова недавно пережитую боль: это была уж боль не физическая, но оттого не менее непереносимая. Ему захотелось закричать или заплакать, но боязнь обнаружить свою слабость и потерять расположение Виолетты была столь сильной и всеопределяющей, что он сумел даже обозначить на лице подобие улыбки.

Когда друзья распрощались, Виолетта сказала:

— Этот Нарс симпатичный мальчик, только все молчит, как глухонемой.

— Он адыгеец по национальности, в горах вырос, зато на скачках ведет себя громко.

— Что, такой талантливый жокей?

— Пожарник. Лошади есть — едет, вцепится, как клещ, и дует от столба до столба, на силу. Он же у самого Никола Амирова скачет, это одна из лучших конюшен в стране, тут любая бездарь с призами будет. А мы с Санькой на бродячих собак главным образом садимся — ни класса, ни резвости, ни силы у наших лошадей. Обидно, конечно, всю дорогу подковы собирать, но ничего, еще посмотрим! Мы тоже когда-нибудь покажем класс! — Говоря это, Саша ждал, что Виолетта остановит его и напомнит снова о возможности уйти из спорта в цирк. И он еще раз очень жирной чертой подчеркнул свои слова: — Когда-нибудь покажем класс, у нас с Саней все впереди!

Но Виолетта молчала. То ли не понимала она Сашиного намека, то ли была чем-то своим, потайным, занята, и хотелось ей сейчас помолчать да подумать.

Саша проводил Виолетту, заглянул в свою палату и удовлетворенно отметил, что она пуста. На всякий случай наклонился, посмотрел, не прячется ли кто под кроватями, затем поплотнее закрыл за собой дверь и, привалившись к ней, подперев ее плечом, дал волю слезам. Но уже через несколько мгновений глаза его стали снова сухими, к нему вернулось самообладание, мысли были ясными.

Да, конечно, Виолетта не могла не понять намека, но сделала такой вид потому, что не поверила в Сашины заверения: «Покажем класс», «все впереди», — ей, как Саше самому, ясно, что это лишь бодряческие слова, а если еще честнее сказать — просто ложь, он солгал и ей, и себе. Но — зачем, но — почему? Или так задело то неуклюжее, как верблюд, слово «штукмейстер»? Или поверил Саша окончательно, что он неудачник? Ну да, так и есть…